Успех и неудача рыбоводных заводов

Как и лосось Колумбии и Фрейзера, в начале двадцатого столетия кижуч в реках побережья штата Орегон вылавливался в чрезвычайно больших количествах, чтобы обеспечить работу рыбоконсервной промышленности. График 9.1 показывает улов кижуча в индексе производства штата Орегон (Oregon Production Index(OPI)).⁹ Хотя пик производства продукции из кижуча вероятно случился раньше, первый рекорд был точно зафиксирован в 1923 году, когда от рыбаков стали требовать указания количества поставленной рыбы для расчета налогов. Это значительно улучшило качество информации об улове.¹⁰ Уловы кижуча, как и других лососёвых, уменьшались в 1920-1930-ые годы и оставались на низком уровне в течении 1940-ых и 1950-ых. Но в 1960-ые годы уловы резко возросли. И, поскольку значительную долю в них составлял искусственно разведенный кижуч, увеличение численности было приписано успеху рыбоводных заводов.

Рисунок 9.1. Улов кижуча в Индексе Продукции штата Орегон(OPI), раздельно - дикого и искусственно разведенного. Сплошными столбцами обозначен вылов дикого кижуча. Весь кижуч, пойманный до 1960 года, считается диким. (Источники: Неопубликованные данные Департамента Рыбы и данных Дикой природы штата Орегон [за 1923-1970]; Тихоокеанский Совет Управления Рыболовства 1992 и 1999 [за 1971-1991 и 1992-1997]; ODFW 1982 [улов дикого в 1959 и 1969]; Боргесон 1992 [для 1978-1987])

В середине 1950-ых Комиссия Рыбы Штата Орегон сообщила об «увеличении свидетельств того, что результатом улучшения методик является возвращение большего количества взрослого лосося».¹¹ К 1960-ым годам уже казалось, что исследования по лечению болезней лосося в рыбоводных заводах и создание более питательных кормов, начатые в 30-40-ые годы, стали себя окупать. При лучшем питании и лечении болезней рыбоводные заводы могли растить юного лосося до того возраста, в котором он уже был готов мигрировать к морю. Мало того, что заводчики рыбы могли содержать юного лосося в защищенной среде инкубатора весь период его пресноводной жизни, они могли содержать его здоровым. Менеджеры рыбоводных заводов полагали, что продленное выращивание улучшало физиологические качества мальков и приводило к более высокому уровню выживаемости в океане.¹²

И все же, чтобы выращивать юного лосося до той поры, когда он будет готов мигрировать в море – а это период от шести месяцев до года, большинству рыбоводных заводов необходима была капитальная реконструкция. Раньше заводы собирали икру и выпускали мальков вскоре после рождения. Так как инкубаторы были обычно пусты уже к концу весны, они не нуждались в воде в течение всего лета, в период с естественным низким уровнем воды в реке. Поэтому во многих рыбоводных заводах существующая система подачи воды была недостаточна для того, чтобы растить юного лосося всё лето, а на некоторых, расположенных в естественном водоразделе, летний уровень вод был даже меньше допустимого.

Реконструкция рыбоводных заводов для длительного выращивания, улучшенного питания и контроля за здоровьем лосося привела к драматическому повороту событий в 1962 году. В том году Комиссия Рыбы штата Орегон объявила, что «действия по выпуску искусственного лосося стали «самообеспечивающимися»».¹³ Впервые за девяносто лет работы инкубаторы можно было не заполнять икрой лосося диких популяций. Возвращающегося искусственного лосося было достаточно, чтобы заполнить ёмкости полностью. Количество икры, собранной в рыбоводных заводах, быстро росло: инкубаторы Комиссии Рыбы штата Орегон собрали около 6 миллионов икринок кижуча за 1953 и 1954 годы, а в двухлетний период 1961- 62 это количество подскочило до 45.6 миллионов. В течение 1965-66 годов было собрано 82 миллиона икринок. Если раньше приходилось искать реки с дикой рыбой для заполнения инкубаторов икрой, то теперь у менеджеров был избыток искусственной рыбы, возвращающейся к станциям. Количество икры намного превысило доступную вместимость инкубаторов. Даже, несмотря на то, что биологи лосося понимали - это происходит вследствие улучшения условий выживания в океане, они приписывали всё успеху своей программы разведения. Как объяснила в 1964 году Комиссия Рыбы штата Орегон: «Эта положительная ситуация в то же время не была незапланированной или неожиданной».¹⁴ Очевидный успех придал оптимизма идее искусственного разведения, но меньше чем за два десятилетия (шесть поколений кижуча), было доказано, что этот успех, как и все предшествующие, оказался дорогостоящей иллюзией.

Первый признак того, что оптимизм мог оказаться преждевременным, появился в 1975 году на ежегодной конференции разводчиков рыбы. Эрни Джеффриес, руководитель рыбоводных заводов Комиссии Рыбы в Орегоне, указал на некоторые тревожащие факты: с 1960 до 1966 года каждое увеличение смертности мальков кижуча, выпущенного из рыбоводных заводов соответствовало увеличению количества возвращающихся взрослых особей. Но после 1966 года количество взрослого кижуча начало колебаться очень резко, и больше никак не соотносилось с количеством выпускаемой из заводов молоди. Зависимость между выпуском мальков и возвращением взрослых особей разрушалась.

Джеффриес продолжал выражать беспокойство влиянием программ рыбоводства на здоровье экосистемы. Он подверг сомнению способность океана принять всё увеличивающееся количество рыбы и загрязнений из рыбоводных заводов. Он поднял проблему генетических и болезнетворных воздействий различных стратегий выпуска рыбы. Он зашел настолько далеко, что «подверг сомнению, является ли продолжение строительства ещё большего количества рыбоводных заводов верным курсом. Нам следовало бы тратить больше денег на изучение того, как работают те [рыбоводные заводы], которые мы уже имеем».¹⁵

Но сиюминутные экономические интересы вытеснили тревогу Джеффриеса о будущем рыбоводства. Как сказал мне однажды один менеджер лосося: «Рыба в лодке – это всё, что нас волнует». И в годы бума 1960-ых и 1970-ых было много рыбы, которую добывал растущий флот судов. В 1976 году коммерческие и спортивные рыбаки добыли рекордное количество - 3.7 миллионов кижучей в океане в пределах области OPI, из общего количества 4.1 миллиона рыб. Большая часть этой рыбы была искусственно разведенной. Улов превысил исторический рекорд, зарегистрированный в 1920-ых, и это вызвало эйфорию среди менеджеров лосося, которые были «в восхищении от рыбы с заводов».¹⁶ С их точки зрения технология наконец-то заработала. После девяноста лет неудач рыбоводство доказало, что оно может решить проблему поставки лосося. Эйфория, несмотря на серьёзное беспокойство Джеффриеса, быстро распространилась по всему Северо-Западу.

Рост и популярность обеспеченной рыбоводством спортивной и коммерческой рыбалки в прибрежных областях штата Орегон не ускользнули от внимания канадских биологов. Очевидный успех новых технологий заставил канадцев пересмотреть их политику. Британская Колумбия закрыла свои рыбоводные заводы ещё в 1936 году, после исследований Фоерстера, показавших, что они были эффективны не более, чем естественное воспроизводство. В 1960 году, после очевидного успеха американских рыбоводных заводов, канадцы начали экспериментировать с искусственным разведением кижуча и чавычи. Позже, в 1970 году, глядя на «успехи» разведения кижуча в штате Орегон, уже десять лет твердо удерживающих быстрый рост его численности, канадцы начали строительство. Заводы чавычи и кижуча в Капилано стали первыми полномасштабными рыбоводными заводами, построенными в Британской Колумбии за прошедшие сорок лет.¹⁷

В это же время уменьшение уловов лосося вызвало активные требования быстрого расширения программы рыбоводства в регионе. К 1970 году столетие перелова и деградации среды обитания уменьшило уловы лосося в Британской Колумбии с 300 миллионов фунтов приблизительно наполовину. В виду этого, как выразился биолог Питер Ларкин «политически, стремление увеличить численность лосося естественно».¹⁸ В ответ на требования канадцы запустили в 1977 году Программу Развития Лососевых (Salmonid Enchancement Programm(SEP)). Программа имела бюджет около $40 миллионов в год (1978-1991) и цель - удвоить улов лосося в канадских водах. Когда SEP начался, Британская Колумбия уже строила 11 рыбоводных заводов чавычи и кижуча, но в соответствии с новой программой их число значительно увеличили. Спустя десять лет 81 завод производил чавычу, и 218 - кижуча. Некоторые из заводов были небольшими, действовали по общественным программам, но многие копировали американский подход - с большими централизованными рыбоводными заводами, обеспечивающими одновременно несколько различных популяций и рек.¹⁹ К 1994 году на программу было потрачено $500 миллионов, в основном на заводы.²⁰

Многие видели в росте стад искусственного лосося свидетельство того, что рыбоводство стало нормальным экономическим производством.²¹ В результате, частные предприниматели начали вкладывать капиталы в новые технологии рыбоводства, надеясь на получение прибыли. «Успех» новой технологии заставил всё казаться таким простым – легче, чем выращивание овощей, как утверждал 100 лет назад пионер разведения рыбы Сет Грин. Просто стройте рыбоводный завод около моря в устье реки, покупайте избыток икры лосося на государственных заводах, выводите мальков, отпускайте молодь в море, где она будет пастись на открытых просторах северо-востока Тихого океана. Через год или два жирный лосось приплывет прямо назад, на завод компании, где его легко можно будет превратить в наличные. Из-за некоторого сходства с разведением рогатого скота на ранчо, этот тип разведения был назван «морское ранчо».

Другой тип частного разведения лосося очень напоминает откормочные площадки. При этом способе разведения инкубация икры лосося и начальная стадия выращивания молоди происходит на обычном рыбоводном заводе. Но вместо выпуска непосредственно в море молодь помещается в чистые садки, поставленные в морской воде, обычно в заливе или прибрежной полосе. Там рыба откармливается до готовности к вылову.

В то время как штаты Вашингтон и Британская Колумбия выбрали основным типом разведения откормочные площадки, орегонские законодатели в 1971 году уполномочили комиссию штата по рыбе давать разрешения на использование частных морских ранчо. Изначально правила ограничивали этот тип разведения кетой, но в 1973 году в перечень были включены кижуч и чавыча. Когда были добавлены эти более выгодные виды лосося, морскими ранчо занялись такие большие корпорации, как «Бритиш Петролеум» («British Petroleum») и «Weyerhaeuser». В 1975 году «Weyerhaeuser» запустил в действие морское ранчо в заливах Якина и Коос штата Орегон, инвестировав $40 миллионов.²²

Корпоративные рыбоводные заводы, в отличие от финансируемых государством, должны были приносить материальную выгоду и возвращать начальные инвестиции. По информации в СМИ, распространяемой компаниями в то время, производство и добыча тихоокеанского лосося вступили в новую, современную эпоху. Корпорации сделают искусственное разведение более эффективным и выгодным. Некоторые защитники частных морских ранчо в штате Орегон полагали, что их деятельность, в конечном счете, заменит промышленную рыбалку и примитивную охоту на лосося в открытом океане.

Очевидный успех орегонских рыбоводных заводов поощрил вереницу новых общественных программ восстановления лосося. Например, Программа Компенсации для низовьев Снейка, подписанная Конгрессом в 1976 году. Она была направлена на восстановление лосося, потерянного из-за строительства плотин Айс Харбор, Ловер Гранит, Ловер Монументал и Литл Гуз в низовьях реки.²³ С двадцатью шестью заводами, акклиматизацией и ловушками программа искусственного разведения лосося стоила приблизительно $11 миллионов в год. В 1978 году штат Вашингтон запустил другую генеральную программу, чтобы удвоить уловы лосося, в значительной степени за счёт рыбоводства. Программа штата была начата в ответ на проблемы, возникшие при распределении лимитов после того, как федеральное управление окружного суда предоставило индейцам право добывать половину лосося. Рассуждения шли следующим образом: если рыбоводные заводы смогут удвоить количество заходящего в реку лосося, то предоставление половины квот лосося индейцам не принесет больших убытков рыбакам – не индейцам. К 1987 году штат Вашингтон затратил на эту программу $30 миллионов.

Итак, в течение девяноста лет рыбоводы и менеджеры лосося искали материальное свидетельство успеха рыбоводства и не нашли ни одного. Снова и снова они делали заявления об успехах, основанные на химере, или вообще ни на чем. И вот в 1960-ых и 1970-ые, они увидели реальные, измеримые увеличения численности лосося, которые, казалось, прямо относились к рыбоводным заводам. Этот очевидный успех вызвал лавину общественных программ и частных инвестиций, направленных на увеличение численности лосося путем искусственного разведения. Успех рыбоводства, казалось, подразумевал, что регион может наконец-то иметь, цитируя Департамент Рыболовства штата Вашингтон, «лосося без реки».²⁴

А потом, в 1977 году, производство кижуча в области OPI внезапно обрушилось. Улов снизился от пика 3.9 миллионов рыбы в 1976 году до одного миллиона в следующем. Меньше, чем через двадцать лет, в 1997 году, было добыто лишь 28,000 кижучей и меньше 300,000 рыбы в целом по OPI. К 1997 году стада кижуча в реках побережья Орегона были занесены в список закона «Об Исчезающих Видах», как “находящиеся под угрозой уничтожения”, а дикий кижуч в низовьях реки Колумбия был объявлен исчезнувшим. Через два десятилетия обещания почти неограниченной поставки лосося пропали, и кижуч Орегона оказался на грани исчезновения.

После краха кижучевого лова менеджеры лосося искали причины происходящего, но не нашли её. Хронический недостаток контроля и оценки, которых не хватало программам рыбоводных заводов, начиная с 1870-ых, сохранялся и в 1960-ых. Менеджеры не могли идентифицировать причину исчезновения кижуча. Они не могли ни регулировать программы, чтобы решить проблему, ни даже определить, возможно ли её решение.²⁵

Как и во всей истории рыбоводных заводов начиная с 1872 года, увеличение их числа в 1970-ых было карточным домиком, основанным на шатком фундаменте слепого оптимизма, идеологии, и перемен климата. И когда наступил крах, по картам было уже невозможно определить, какая из них стала его причиной. Была специально создана группа ученых для изучения информации ограниченного доступа. Она должна была дать возможные объяснения падению численности кижуча, но имевшаяся информация не помогла определить, что же было настоящей причиной.²⁶

В Британской Колумбии SEP испытывал трудности в достижении своей цели - удвоении уловов лосося. Заразительный оптимизм, который вдохновил программу, начал исчезать перед лицом экономических и биологических фактов. Об уверенности SEP в идее рыбоводства автор Тэрри Главин писал Эдгару Бирчу, члену целевой группы развития лосося – «Нам следовало слушать людей, которые говорили, что все эти рыбоводные заводы были плохой идеей... Они были плохой идеей с самого начала».²⁷ В 1994 году канадский экономист природных ресурсов Питер Пирс опубликовал результаты своего аудита SEP, в котором заключил, что за время действия экономические затраты программы превысят выгоды почти на $600 миллионов. Пирс рекомендовал кардинальные изменения. Во-первых, он заявил, что увеличение и сохранение дикого лосося необходимо выверить таким образом, чтобы запасы дикого лосося были защищены. Во-вторых, он предложил усилить научную и экономическую оценку программы. Наконец, он рекомендовал оплачивать большую долю затрат, получая выгоду от увеличения стад лосося.²⁸

Экономический провал программы SEP совпадал с провалом в достижении его биологических целей. Первоначальная цель SEP - удвоение уловов, предполагала увеличить их приблизительно на 86,000 метрических тонн. Между 1977 и 1989 годами добыча выросла на 31,600 метрическую тонну. Однако её рост происходил не от тех видов, которыми занимался SEP. В то время как чавыча и кижуч вместе получили две трети расходов SEP, уловы этих видов в действительности снизились. К 1992 году провал программы стал достаточно серьезен. Это побудило Пирса предупредить канадцев, что они столкнулись с трагедией тихоокеанского лосося, подобной той, которую они уже получили на восточном побережье с атлантической треской.²⁹

В своем обзоре Программы Развития Лосося биологи Рей Хилборн и Джон Винтон пришли к заключению, которое позже получили и ученые, анализировавшие другие программы рыбоводных заводов на тихоокеанском Северо-Западе: «Недостаток программы контроля и оценки, - сказали они, - не позволяет биологам определить, почему программа не сумела выполнить свои цели». «Смущает то, что после 15 лет мы всё ещё не уверены, какие технологии будут работать и при каких условиях».³⁰ В последующие годы в Соединенных Штатах в Национальном Совете по Научным Исследованиям, Независимой Группе Науки Реки Колумбии и Национальной Группе Наблюдения Рыбоводных заводов все пришли к тому же самому заключению.³¹

Частные морские ранчо жили не лучше, чем финансируемые государством программы. И это несмотря на заявления о том, что частные корпоративные рыбоводные заводы позволяют сократить затраты и, благодаря своим рентабельным системам избежать неэффективности, присущей государственной бюрократии. Частные морские ранчо потерпели фиаско потому, что они полагались на два неверных предположения, в дополнение ко всем тем, что лежали в основе искусственного разведения с 1872 года. С самого начала сторонники морских ранчо полагали, что океан - это большая, устойчивая экосистема с определенными нишами видов, существующих независимо друг от друга. Так как деградация среды обитания и перелов уменьшили количество лосося, выходящего в море, рассуждали они, в океане должна остаться значительная свободная среда обитания. Цель частных морских ранчо состояла в том, чтобы заполнить эти свободные ниши и собрать красивую прибыль. Во-вторых, владельцы морских ранчо думали, что государственные менеджеры лосося ограничат океанский улов смешанных запасов общественного и частного лосося, чтобы защитить дикую рыбу. Уменьшение улова позволило бы адекватной численности дикого лосося избежать вылова и достигнуть нереста, а значит, возвратилось бы достаточное, чтобы дать прибыль, количество частной рыбы.³²

Оба этих предположения, как оказалось, были ложными. К 1990 году восемь из двенадцати морских ранчо, работавших в штате Орегон, закрылись после того, как не сумели получить ожидаемую прибыль, а те, что ещё действовали, лишь выживали.³³ Когда Аква-Фудс в штате Орегон, самое большое морское ранчо штата, столкнулось с вопросом закрытия, компания убила последние 3 миллиона мальков в своём рыбоводном заводе и продала их на удобрение.³⁴ Однако это ещё не было концом завода Аква-Фудс; орегонский Департамент Рыбы и Дикой природы и порт города Ньюпорт вложили деньги, чтобы поддержать его работу для стимулирования спортивной рыбалки в заливе. Но программа была слишком дорога: каждый искуственно разведенный кижуч, пойманный спортивным рыбаком стоил примерно $5 тысяч.³⁵ Только государственные программы рыбоводных заводов с их хроническим недостатком ответственности могли избегать неприятностей, продавая лицензии за $10, чтобы поймать рыбу, стоившую $5 тысяч. Последнее частное морское ранчо на Орегонском побережье высушило свои водоемы и закрылось в 1992 году.

На Снейке Программа Компенсации для низовьев (LSRCP) столкнулась с похожими проблемами. В дополнение к рыбоводству Корпус Инженеров армии США применял другие формы технологий, чтобы смягчить губительное действие плотин на Колумбии и Снейке. Например, в середине 1970-ых годов Корпус начал перевозить молодь лосося через многие из плотин в основном русле Колумбии и Снейка. Потом он поместил экраны перед заборами турбин, чтобы уменьшить вход туда молодого лосося, и установил на некоторых плотинах устройства для предотвращения газовой перенасыщенности воды ниже гидросливов. Когда были применены эти технологии, один чрезмерно оптимистичный биолог предсказал: «кажется возможным, что мы можем создать стада взрослого стилхеда и лосося много большей численности, чем существовавшие прежде» на Снейке.³⁶ Но, как и в других местах, совершенствование рыбоводства и других технологий не давало эффекта. Сегодня кижуч в Снейке вымер, а стилхед, весенняя и осенняя чавыча, нерка находятся под защитой закона «Об Исчезающих Видах».

В 1998 году Программа Компенсации (LSRCP) для низовьев Снейка проводила общественный обзор своих достижений. Эта программа использует самую последнюю информацию и осуществляется в высокой степени профессионально - это одна из немногих программ рыбоводства, проводящая обширный контроль. Но подобно другим усилиям, начатым во времена оптимистичных 1970-ых, она не далеко продвинулась в достижении своих целей. Конгресс создавал LSRCP, чтобы уменьшить потери лосося, создаваемые плотинами в низовье Снейка, однако, опубликованные обзоры содержали предложение удалить плотины, чтобы гарантировать успех программы.³⁷ Рецензенты программы очевидно забыли, что рыбоводные заводы строились, чтобы уменьшить потери, создаваемые плотинами.

Подобно другим усилиям по приумножению численности лосося, инвестиции штата Вашингтон в рыбоводные заводы в 1970-ых не оправдали ожиданий. Несмотря на затраты в $30 миллионов на модернизацию рыбоводных заводов, штат не смог удвоить уловы; фактически, к 1992 году он вырос всего на 10 процентов. Часть неудачи программы, однако, может быть приписана вылову рыбы вне штата.³⁸

Крах кижуча в ОPI и другие неудачи программ модернизации рыбоводных заводов были, как и уменьшение популяций лосося, следствием совокупного эффекта сотен факторов, скапливавшихся в течение полутора столетий. Но продолжающееся изучение общего уменьшения лосося в 1970-ых и 1980-ых выявило другую, доселе неизвестную проблему. Продуктивность океана уменьшилась, и это сильно снизило уровень выживаемости лососей на океанской стадии их жизни.

Как уже было сказано, уловы кижуча в области OPI резко снизились в 1977 году. Пойманный той осенью взрослый кижуч был выпущен рыбоводными заводами весной 1976, и именно тот год оказался годом монументальных перемен в океане. В течение 1976 года целых сорок климатических показателей, отражающих состояние океана, менялись резкими скачками.³⁹ Последующие изучения показали, что океан не был большой, устойчивой и однородной средой обитания. Скорее он был динамичной экосистемой, изменения которой могли оказать сильное влияние на численность лосося.⁴⁰ На самом деле, как оказалось, океан изменялся по сорока- шестидесятилетнему циклу.⁴¹ Кроме того, ученые поняли, что меняющаяся продуктивность северо-восточной части Тихого океана имела нулевую сумму: во время периодов низкой производительности морских вод штата Орегон и Вашингтон морские воды штата Аляска находились в стадии высокой продуктивности, и наоборот.⁴²

Снизившаяся продуктивность океана все же не была единственной причиной резкого уменьшения численности кижуча, как многие заявят позже, но была и другая, предположительно также оказавшая сильное влияние. Увеличивающие своё производство рыбоводные заводы были столь же неэффективны в компенсации изменений продуктивности океана, как и в преодолении влияния плотин, заготовки леса, и других форм деградации среды обитания. В действительности, оказалось, что искусственно разведенный лосось особенно уязвим к изменению климата в океане. Во время периодов низкой продуктивности океана процент выживания кижуча, выращенного рыбоводными заводами, был приблизительно в два раза ниже, чем у его дикого кузена.⁴³

Изменение продуктивности океана в 1976 году было результатом длившегося десятилетими совокупного влияния деградации среды обитания, переловов и плохого менеджмента. Все эти факторы вносили свой вклад в сужение многообразия жизненных циклов лососей, потерю их биоразнообразия. Это сделало их уязвимыми к естественным колебаниям природных условий в одной из частей их экосистемы - океане. Некоторые заявляли, что кризис лосося является исключительно следствием перемены климата в океане, и что с этим ничего не поделать. Они не правы. Состояние лосося в океане зависит и от человеческих манипуляций с ним на пресноводной стадии его цикла жизни. Потеря биоразнообразия лосося - их эволюционного наследства - усугубила влияние изменения условий их обитания в океане.⁴⁴

Сейчас считается, что явный успех в разведении кижуча в OPI области в значительной степени был результатом благоприятных океанских условий. Все последовавшие за этим масштабные инвестиции в программы модернизации рыбоводных заводов базировались на условии, что они могут стабилизировать, поддерживать и даже увеличивать численность лосося. Но в действительности, их успех в 1960-ых и начале 1970-ых был основан на непостоянном и эфемерном характере погоды - климатических условиях, которые улучшили условия жизни лосося в океане.

Находясь под воздействием иллюзий, считая, что рыбоводство решило проблему поставки лосося, менеджеры позволяли среде обитания деградировать, а уловам расти.⁴⁵ Когда выживаемость рыбы с заводов резко снизилась в 1976 году, менеджеры лосося не посчитали нужным убеждать рыбаков в необходимости уменьшить лов истощающихся запасов искусственного и дикого лосося.

Поскольку количество кижуча в OPI области росло в течение 1960-ых, росло и число коммерческих рыбаков. Количество лицензий, выданных коммерческим рыбакам в штате Орегон, увеличилось с 2,565 в 1960 до 8,566 в 1978 году.⁴⁶ Когда произошел обвал, большой флот спортивных и коммерческих рыбаков оказал политическое давление, чтобы сохранить высокие квоты уловов, и орегонские менеджеры лосося поддались. Оглядываясь назад на этот период, орегонский менеджер лосося Джим Мартин вспоминал: «Я был ученым, я нёс ответственность, и я должен был видеть наступление этого лучше, чем я это сделал». Но даже если бы он мог, он столкнулся бы с интенсивным политическим давлением за сохранение уловов. «Коммерческие и спортивные рыбаки требовали больше чем, как мы теперь знаем, мы должны были дать».⁴⁷ Уступив давлению со стороны рыбаков в поддержку высоких квот, менеджеры лосося подготавливали условия для последующего регионального краха.

Демография рыбоводных заводов и диких популяций лосося подразумевала, что дикий кижуч станет самой большой жертвой при неудаче с контролем уловов. При новом режиме разведения молодь кижуча держали на заводе, пока она не подрастала и не была готова мигрировать к морю. Сохранение в защищенной окружающей среде рыбоводного завода на весь период пресноводной жизни увеличило выживаемость икра – малёк у разводимой заводом рыбы. Дикий лосось, метавший икру в реках, разрушенных за столетие деградации среды обитания, имел высокий процент смертности выхода мальков из отложенной икры. Таким образом, пара кижучей в рыбоводном заводе посылала к океану большее количество мальков, чем пара дикой рыбы, метавшая икру в реке. Такое различие в нормах выживания искусственной и дикой рыбы на ранних стадиях их жизни подразумевало, что взрослый, искусственно разведенный взрослый лосось мог обеспечить более высокие уловы, чем дикий. Но, сохраняя высокие нормы уловов для смешанного вылова искусственно разводимого и дикого кижуча, менеджеры лосося допустили перелов дикой рыбы. Нормы эксплуатации достигли 88 процентов, слишком много, чтобы дикий кижуч смог это выдержать. Количество взрослого кижуча, достигающего естественных областей нереста резко упало в начале 1970-ых - явный признак того, что нормы уловов уже воздействовали на дикого кижуча.⁴⁸ Допустив быстрый рост рыболовства и высокие квоты уловов, менеджеры лосося не дали дикому кижучу оправиться от спадов численности 1920-ых, 1930-ых, и 1940-ых годов.

В 1980 году, чтобы поддержать численность быстро уменьшающихся диких популяций кижуча, и при этом избежать уменьшения уловов, Департамент Рыбы и Дикой Природы Орегона начал прививать избыток рыбы рыбоводных заводов штата в районы естественного нереста и роста лосося. В действительности, это было возвращение к методам, которые использовались в самые ранние годы программ рыбоводных заводов. На сей раз, однако, такое прививание тщательно оценивали. Печально, но попытка использования рыбоводных заводов для увеличения рождаемости естественных популяций не только не удалась, но и фактически привела к дальнейшему её сокращению.⁴⁹ Одомашненная рыба с рыбоводных заводов нерестилась на месяц или два раньше, чем дикий кижуч. Когда молодь кижуча из рыбоводного завода была помещена в потоки, благодаря своему численному превосходству она заместила своих диких кузенов. Но когда взрослая рыба искусственного происхождения возвратилась, она нерестилась раньше, во время паводков и наводнений, смертность у её икры и мальков была намного выше, чем у нерестящейся позже дикой рыбы. Ранний нерест, положительное свойство на рыбоводном заводе, был губителен в дикой природе.

Как мы видим, перелов запасов дикого лосося - следствие программ рыбоводства. В 1993 году Сэм Врайт, старший биолог рыболовства штата Вашингтон, опубликовал резкое эссе на эту тему. Он приводил доводы против практики увеличения уловов, игнорирующей опустошение диких популяций, которые она неизбежно причиняла. Агентства управления, разрешавшие такие высокие нормы улова, фактически уничтожали дикие популяции, писал он, и «большинство людей считает, что агентства не должны потворствовать исчезновению». Он определил 3,500 миль недогруженной среды обитания в низовьях реки Колумбия, где дикая рыба могла бы метать икру, но которые были пусты из-за чрезмерного вылова.⁵⁰ В действительности, дорогие программы рыбоводства просто подменяли естественное воспроизводство, уничтоженное переловами. Даже хуже, заводы, увеличивая численность рыбы для рыболовства, завершили уничтожение биоразнообразия лосося, как и среды его обитания.

В Канаде менеджеры лосося разрешили спортивным и коммерческим рыбакам вылавливать 95 процентов рыбы, включая дикого лосося, смешанного с рыбой рыбоводных заводов. Столь высокие нормы лова уничтожили меньшие дикие популяции, ставя рыболовство в зависимость от всё меньшего количества запасов.⁵¹ Как писал канадский биолог Карлу Валтерсу, «Приблизительно 50% рыбы, которую мы берем, происходит от нескольких искуственно выведенных популяций, и нормы выживания этой рыбы в море снизились настолько, что это не служит хорошим предзнаменованием долгосрочной устойчивости».⁵² Уверенность в рыбоводстве маскировала постепенную потерю биоразнообразия лосося. В Британской Колумбии с 1950 года были потеряны приблизительно 30 процентов нерестящихся популяций лосося.⁵³

Перед смертью в 1965 году биолог Б.Ф.Томпсон опубликовал работу, в которой описал все коварные последствия упрощенной системы управления уловом–разведением. «Мы регулируем наше рыболовство, - написал он, - но концентрируем его на лучших видах, и они один за другим уменьшаются или исчезают, и мы даже не следим за их судьбой... зная только, что наши общие уловы уменьшаются, в то время как мелкие популяции одна за другой исчезают незамеченными в той большой смеси, которую мы вылавливаем». Он продолжал, заключая: «Мы очень недооцениваем то, что необходимо или когда это необходимо, и сохраняем чувство убежденности в своей правоте».⁵⁴ С исчезновением каждой малой популяции, каждым вымиранием стада, теряется биоразнообразие. Это качество позволяло лососю противостоять ледниковым периодам, подъемам гор, потокам лавы, изменениям условий океана и давлению всей индустриальной экономики. Трагично, но именно это биоразнообразие систематически уничтожалось более 100 лет разрушением среды обитания, переловами, и технологией рыбоводства. Если тихоокеанский лосось должен выжить, ему понадобится всё его оставшееся эволюционное биоразнообразие. И ему будут нужны здоровые реки, создающие и поддерживающие это биоразнообразие.

Сегодня мы сталкиваемся с наследством более чем столетнего управления лососем, основанного на наборе ложных предположений. Естественная среда обитания лосося разрушалась, в то время как мы тратили сотни миллионов долларов на рыбоводство, преследуя безрассудную мечту о создании лосося без рек. Каждый независимый научный обзор существующей системы управления призывает к генеральной перестройке, но бюрократическая система управления лососем всё ещё цепляется за статус-кво, защищает программы рыбоводства, и бездумно остается в объятиях устаревшего мировоззрения, благодаря которому в 1872 году и появились рыбоводные заводы.

Рыбоводство играет уникальную двойную роль в текущем кризисе. Они ясно были обозначены как часть проблемы, и все же многие видят в них важную часть решения. Менеджеры лосося разбираются с этим очевидным противоречием просто: они утверждают, что проблемы рыбоводства остались в прошлом, теперь они решены. Действительно, заводы изменились, и их технологии сегодня очень развиты. Высокотехнологичное оборудование, улучшенный контроль болезней, лучшее питание, новая технология маркировки и стандартные операционные методы, которые используют опыт животноводства и основаны на генетических принципах – все это улучшило здоровье рыбы в рыбоводных заводах и позволило нам лучше оценивать её долю в уловах.

Но что происходит после того, как рыба рыбоводных заводов выпущена - как она затрагивает экосистему и дикого лосося? Этот вопрос остается главным. Ответов всё ещё мало. Вероятно так и останется в ближайшем будущем, потому что менеджеры энергично защищают статус-кво и нападают на ученых, задающих вопросы о культивировании рыбы или проводят исследования по оставшемуся без ответа вопросу.⁵⁵ В ответ на кризис лосося и все вопросы, которые он поднимает, Департамент Рыбы и Дикой Природы Орегона недавно упразднил отдел научных исследований и объединил управление лова и менеджеров рыбоводства - Богов Вчерашнего Дня. Таким образом, статус-кво укрепилось и гарантирует, что любые изменения будут поверхностны.

На самом деле, все сделанные до настоящего времени изменения обходят острые углы программы и необходимость её серьезной перестройки. Рыбоводные заводы - не единственная проблема в необходимости совершенно новых подходов, если лосось должен выжить. Например, судья Малком Марш из федерального окружного суда недавно отчитывал Национальную Службу Морского Рыболовства. Она робко использует свою власть, реализуя закон «Об Исчезающих Видах», не смеет повлиять на федеральную систему гидроэнергетики, чтобы та предприняла действия для защиты внесенных в список закона «Об Исчезающих Видах» стад лосося. Марш сказал Службе Рыболовства, что их усилия были «слишком сильно были привязаны к статус-кво» и поэтому закончились «относительно малыми шагами, незначительными усовершенствованиями и регулированием в то время, когда ситуация буквально кричит о генеральной перестройке». Судья Марш был прав, но ту же критику можно обратить к менеджерам лосося и их изменениям в программах рыбоводства.⁵⁶

Часто повторяемые утверждения о том, что проблемы рыбоводства - в прошлом, становятся пустым звуком, если тщательно изучить исторические отчеты. Рыбоводные заводы изменились с прошлого столетия, но эти изменения были подобно изменениям хамелеона поверхностными, направленными на то, чтобы подстроится к преобладающей политической и финансирующей окружающей среде. Ложные фундаментальные положения сохраняются. Важно исследовать эти положения и их исторические корни, потому что, по словам историка окружающей среды Роберта Бантинга, «прошлое никогда не остается в прошлом».⁵⁷ Нити прошлых предположений, вер и ценностей всё ещё вплетаются в ткань управления лососем сегодня.

Биолог сохранения Гэри Мефф недавно исследовал базовые принципы, на которых стоят программы восстановления лосося, основывающиеся на рыбоводстве. Он заключил