Создание новой культуры лосося

Я помню день, когда я увидел плотину Гранд-Кули впервые. День был очень теплым, а поездка долгой и утомительной. Это было одно из самых больших бетонных сооружений в мире, перегораживающее одну из величайших лососёвых рек. Гранд-Кули по праву была названа убийцей лосося: плотина навсегда отрезала 1,400 миль среды обитания, в которой когда-то процветала большая летняя чавыча – “июньские боровы”. К 1939 году стада лосося уже были подкошены переловом, и всё же биологи оценили количество лосося, поднимающегося на нерест выше Гранд-Кули в 21-25 тысяч экземпляров. Эта оценка была серьёзно занижена.

До того дня я видел плотину только на фотографиях. На них она всегда выглядела чистой, опрятной, и казалось, естественно вписывалась в пейзаж. Но теперь я увидел, что это всего лишь уродливая бетонная глыба с темными пятнами, идущими по низу фронта. Поверхность близлежащей стены была потрескавшейся и неровной. В реальной жизни плотина выглядела чуждой и неуместной, её вид подходил образу убийцы лосося.

Пару часов я провел на балконе моей комнаты в мотеле, пристально рассматривая плотину и размышляя о том, что она символизировала. Как бы то ни было, а этот бетонный блок принёс благо Соединенным Штатам и их гражданам. Он вдохновил нас и дал ощущение достижений в 1930-ые годы, в то тяжелое время, когда вся страна находилась в депрессии и нуждалась в подъеме. Плотина дала нам рабочие места, фермы и продовольствие, механизацию, свет, алюминий, высокий уровень жизни. И она же уничтожила существенную часть Северо-Запада. «Был ли другой путь? - спрашивал я себя, – Должна ли была индустриальная экономика и плотина Гранд-Кули, один из её самых заметных символов, поработить и убить столь многое в естественной экономике? Может быть мы могли найти баланс, способ сосуществования в одной экосистеме пяти видов лосося и зданий, фабрик евроамериканцев?»

Пока я сидел, задаваясь этим вопросом и хлопая москитов, плотина осветилась. Это начиналось ночное лазерное шоу (прагматизм преобладает в экономике). Лазеры нарисовали ряд больших зеленых знаков доллара, плывущих в темноте, а за ними по лицу плотины двинулась вереница лазерных лососей. «Это идеальный лосось, - подумал я. - Рыба, которая полностью отвечает нашему мировоззрению. Мы контролируем её всецело. Нажмёшь кнопку - она появится, нажмёшь другую - изменит цвет с зеленого на красный, нажмёшь ещё одну - и она поплывёт по плотине».

 Лосось и плотины могут сосуществовать - пока Вас не волнует вид лосося. Плывущий по лицу плотины Гранд-Кули лазерный лосось символизирует историю культуры наших отношений с этой великолепной рыбой. Это история с очень простым сюжетом: контролируй, упрощай, доминируй, делай искусственными и лосося и его реки. Но если мы хотим сохранить настоящего лосося, мы должны будем изменить нашу историю. У той, в которой мы сейчас живем, не будет счастливого конца.

В своей книге Мечта о Земле богослов Томас Берри объясняет значение историй. Берри пишет, что они помогают нам понять, определить значение и оценить часто запутанные и сложные сигналы, которые мы получаем в этом мире.¹ Наши истории имеют глубокие корни в культуре, потому что передаются из поколения в поколение. Изменить их не просто. Находясь глубоко в сознании человека, они формируют реакцию на новые идеи и информацию, руководят решениями и определяют цели.² Они и строят и выражают наше мировоззрение. Они определяют всё, что мы видим, определяют нашу интерпретацию увиденного и наши действия. Несмотря на это, сами истории обычно скрыты от взгляда. Их редко исследуют или оспаривают. Цель этой книги состоит в том, чтобы исследовать историю, определившую наши отношения с тихоокеанским лососем.

Нам нужно знать её, но не стоит верить ей на слово. Прежде всего, нельзя оставить эту историю неизученной. Она, в конце концов, создана человеком, она - его след на земле. Пока что история наших побед над природой позволила нам лишь превратить реки в резервуары и системы орошения и переселить лососей из их домов в рыбоводные заводы. Как считает Берри, такие истории могут стать источником глубочайшего кризиса, если они не помогают нам сохранить то, что мы ценим. Мы уже достигли кризисной точки в наших отношениях с тихоокеанским лососем. В течение долгого времени история управления природой предлагала, казалось бы, простые решения сложных проблем; но подобно многим решениям, они только казались простыми.³

Вера в то, что мы могли управлять численностью лосося, не имея здоровых рек, оказалась ложной. Независимо от того, сколько денег мы тратим на программы восстановления лосося, если мы не изменим историю наших отношений с этой рыбой, мы столкнемся с реальной возможностью её исчезновения. Нам нужна новая история, определяющая наши действия, созидающая гармонию с экосистемами Северо-Запада.

Есть надежда, что бедственное состояние лосося изменит нашу историю в лучшую сторону. В 1996 году группа независимых ученых подтвердила ошибочность существующих методов управления лососёвыми, их восстановления. Ученые призвали к поиску новой концептуальной основы - по существу, к новой истории. В том же году всестороннее изучение кризиса лосося проводил Национальный Совет Исследований. Он пришёл к такому же выводу, отдельно высказав твердую уверенность в этом в отношении рыбоводных заводов. Ключевые элементы старой истории, а особенно предположение, что мы можем улучшить природу и упростить экосистему лосося, наконец, начинают терять доверие среди ученых.⁴

Лосось всё ещё необходим для жизни многих местных общин, но интерес к этой рыбе нельзя объяснить одними только экономическими причинами. Тихоокеанский лосось - существенная часть эволюционного и культурного наследия Северо-Запада и один из наиболее ярких символов этого наследия. Согласно опросу, проведенному в штате Вашингтон, три четверти избирателей полагают, что лосось - важная часть самобытности Северо-Запада. Семьдесят семь процентов считают, что лосось - важный показатель здоровой окружающей среды.⁵ Опрос в Орегоне показал, что восемьдесят пять процентов граждан штата полагают важным сохранить стада лосося и стилхеда в Колумбии и Снейке. При этом сюрпризом стал ответ 60 процентов опрошенных - интересы лосося должны стоять выше коммерческих в управлении речной системой Колумбии. Тогда же у жителей спрашивали: «Почему они хотят, чтобы лосось был спасен?» Тридцать пять процентов ответили, что он - часть наследия Северо-Запада, тридцать шесть, что он - показатель здоровья окружающей среды региона, и только пятнадцать процентов опрошенных отметили его товарную ценность (из них 9 процентов - для спортивного лова и 6 процентов - для промышленного).⁶ Таким образом, агентства, управляющие лососевыми, которые продолжают заявлять о своих успехах, сообщая только промышленную статистику, утеряли связь с ценностями, преобладающими в обществе.

После столетия необузданной эксплуатации рек Северо-Запада жители региона оглядываются назад и задаются вопросом: «Что мы сделали?» И что более важно, всё большее число людей спрашивает: «Возможно ли исправить то, что мы сделали?» Недавно Idaho Statesman , газета города Бойз, поместила на своих страницах заключение о том, что разрушение четырех плотин в нижнем течении Снейк имеет экономический смысл, поскольку поможет восстановлению лососей.⁷ Такой анализ и сообщение, критически оценивающие современные технологии, ещё пять лет назад были невозможны.

Местные общины также всё больше интересуются сохранением своих рек и лососёвых стад, они объединяются для работы по программам восстановления. «Спасите лосося!» - эти слова стали девизом сплочения, возрождающим дух многих общин. Например, недалеко от моего дома группа под названием «Wild Olympic Salmon» взяла под опеку маленький ручей Чимакум Крик, протекающий через территорию общества. Группа выполнила около двадцати проектов восстановления - от посадки деревьев и очистки гравия, до восстановления структуры среды обитания в ручье. Каждой осенью члены общины также организуют Церемонию Первого Лосося, на которую собирается всё сообщество, чтобы отметить праздник лосося и укрепить свою связь с рыбой и рекой. Все это - признак растущего сознания необходимости перемен. Люди чувствуют, что отношения между лососем и человеком нужно менять.

В поисках руководства о том, как изменить историю лосося, мы можем обратиться к биологу дикой природы Альдо Леопольду. Когда более пятидесяти лет назад он начинал определять основу Новой Этики Земли, ему стало ясно, что изменить старые привычки будет невероятно трудно. «Робость, оптимизм, или непреклонная приверженность старому образу мышления и действия, - писал он, - наверняка или уничтожат остающиеся ресурсы, или приведут к политике, ограничивающей их использование до минимума».⁸ Несмотря на то, что Леопольд писал это утверждение не о лососе, оно прекрасно подводит итоги случившегося.

Мы пришли к тому, что ждем решения больших проблем только от крупных программ, разработанных экспертами, которые дают оптимистические прогнозы. Да, программы помогают организовать и направить усилия, эксперты играют важную роль. Но ключ к фундаментальным переменам, и, в конечном счете, ключ к выживанию лосося, лежит в каждом из нас. Леопольд сказал нам, что есть вопросы, решение которых мы не можем предоставить одним только экспертам, вопросы, «которые каждый человек должен решить для себя, и интуитивное заключение неспециалиста возможно будет столь же верно, как и решение профессионала. Одно из этих решений будет правильным. Другое – прекрасным».⁹

В контексте текущих дебатов о диком лососе, я полагаю, что «верное решение» относится к тому пути, на котором мы уравновесим наши сегодняшние потребности с моральным и законным обязательством сохранить красную рыбу для будущих поколений. А «прекрасное» - относится к экологическим чудесам рек Северо-Запада, их огромной естественной производительности, их удивительному биологическому, геологическому и климатическому разнообразию и биоразнообразию лосося. Наше суждение о том, что верно, а что прекрасно, и определит качество мира, в котором будут жить будущие поколения. Оно определит, какого лосося увидят дети наших детей - реального или лазерного. Эксперты, обладающие технической информацией, могут, конечно, определить состояние отдельных популяций лосося, но принять решение, продолжат ли эти популяции существование, должны мы.

Что правильно, а что прекрасно - вопрос личных ценностей. Именно поэтому мнение каждого индивидуума столь же весомо, как и мнение эксперта. Однако, дебаты об окружающей среде, отражающие различие ценностей спорящих сторон, часто перерастают в выбор между экономическими и экологическими ценностями, между краткосрочными экономическими потребностями и долгосрочными обязательствами перед будущими поколениями. Дебаты, ставящие людей вне экосистем, в которых они должны жить, или противопоставляющие наше поколение будущим не могут дать положительного результата. В конечном счете, проиграет каждый. Мы должны избежать этого курса саморазрушения.

Нам необходимо найти путь, который позволил бы достичь баланса природы и общества. В условиях индустриальной экономики и административных барьеров, властвующих в водоразделах тихоокеанского Северо-Запада, борьба за создание устойчивых отношений между лососем и людьми была сложной смесью политики, науки и мифов. На протяжении нескольких последних десятилетий мы не принимали во внимание устойчивость окружающей среды, и лосось продолжал свой путь к исчезновению. Вся мощь науки, вся власть правительства и все богатства индустриальной экономики не сумели найти путь устойчивого сосуществования людей и лосося в водоразделах Северо-Запада.

Если у нас есть хоть какая-то надежда на восстановление лосося до его жизнеспособного устойчивого уровня, мы должны начать уделять больше внимания его миру. Не тому миру, что существует сегодня, но тому, что существовал прежде, чем мы упростили его, взяли под контроль и «улучшили». И пусть часть нанесенного рекам вреда нельзя исправить, изменить ещё можно многое. Ненужные плотины можно удалить или разрушить. Прибрежные зоны можно защитить от пастбищ, установив заборы. Самое главное, мы можем позволить рекам излечить себя самим. Естественные процессы восстановят естественную физическую структуру рек, так, чтобы лососи смогли возродить своё разнообразие. И свои усилия мы должны направить на весь водораздел – на всю цепочку сред обитания лосося, от истоков до устья - и дальше, к океану.

Возможно, ряд статей в Idaho Statesman об экономической рентабельности удаления плотин из низовьев Снейка вместе с опросами, показавшими, что люди теперь отдают более высокий приоритет выживанию лосося, а не промышленности, являются признаками того, что мы продвинулись на дюйм к балансу между естественной экономикой и индустриальной. Но пройти дальше этих первых шагов и достичь реального баланса будет очень нелегко. Это потребует смены фундаментальных и давнишних понятий - но не вернет нас, как некоторые опасаются, к уровню жизни 1850-го года. Историк Артур Мак-Эвой написал, что отказ наших попыток доминировать над природой «не должен повлечь за собой смену... анимизма или индустриализма на экономику собирательства и охоты». Он пояснил: «Это означает только учиться беспокоиться о других живых существах». Это - особый талант, которым обладают люди.¹⁰

Когда я разговариваю со своим другом Томом Джеем, поэтом, скульптором и человеком, любящим лосося, беседа часто переходит на тему спасения рыбы. Что мы можем сделать, и что мы должны сделать? Спасать остатки разрушенных популяций? Том верит, что восстановление лосося не потребует ничего, кроме перемен в нашей культуре. Я согласен с ним в принципе. Но в то же самое время, перемены такого масштаба мне трудно постичь. Я убежден, что первый шаг в создании культуры, способной сосуществовать с лососем – воспитание культуры внимания. Людей надо научить слушать мир, в котором они живут. Мы вновь должны воссоединиться с естественным миром. Как индивидуумы, и как общество, мы должны обратить внимание на землю и реки, а особенно на последствия всего, что мы делаем.

Политические лидеры и чиновники тихоокеанского Северо-Запада часто говорят о лососе и текущем кризисе. Я всегда внимательно слушаю их речи, но я хотел бы услышать, что сказал бы каждый из них, если бы действительно думал о лососе. Нет, они говорят о вещах, которые соединяют людей с людьми, а не о том, что соединяет людей с лососем. Они задают вопросы вроде: «Кто виноват? Насколько велик бюджет и как он распределен? Как мы можем избежать действия закона «Об Исчезающих Видах»? Кто в ответе за кризис? Почему я должен платить, чтобы спасти лосося?» Они говорят, они пишут планы, и не слышат, о чём говорят земля, реки и лосось. Как писала литератор Нэнси Лэнгстоун: «Есть пути жизни на земле, на которых ей платят вниманием, и пути, на которых этого не делают».¹¹ Мы не платим земле вниманием.

С точки зрения Тома Джея нашим первым шагом к достижению культуры, способной беречь лосося, должен стать по совету Лэнгстоуна поиск способа отплатить вниманием земле и воде, которые мы разделяем с лососем. Как нам научится это делать? Можно изучить естественную экономику и то, как другие культуры жили в гармонии с ней. Можно узнать больше о естественной жизни рек и о том, как человеческое развитие затрагивает их. Можно создавать группы самим или присоединяться к уже действующим, чтобы защищать среду обитания лосося. Можно призывать к возвращению лосося. Или просто наблюдать и слушать, и, может быть, уделить внимание одной единственной рыбе.

Одинокая рыба

Это - конец пути, подумал я, позволив своему рюкзаку-электролову соскользнуть на землю; даже лосось Кларка не сможет подняться на такую высоту. Апрельский воздух охладил мою пропитанную потом рубашку. Я стоял рядом с небольшим притоком Пишта на северной стороне полуострова Олимпик, высматривая лосося Кларка. Его присутствие здесь определяет, достаточно ли защищен речной поток окружающим лесом после вырубки.

Немногие когда-либо увидят этот ручей; он никогда не появится на обложке рыбацкого журнала. В этом месте я мог бы встать на оба берега и наблюдать за потоком, текущим меж ног. Последние сотни ярдов давались тяжело. Склон становился всё более и более крутым, и мне приходилось прокладывать путь через путаницу поваленных ветром деревьев. И все же в каждом месте, где я активизировал электролов, лосось Кларка выплывал из-под бревна или нависающего берега. Опыт прошлой поверки говорил мне, что верхний предел для лосося в этом маленьком ручье должен быть дальше по течению, ближе к входу в каньон. Хоть я и не ожидал найти головореза так высоко, я не удивился. Работая с дикой форелью и лососем, всегда ожидаешь неожиданностей.

Залом из брёвен передо мной должен стать концом пути - верхней границей для этой красочной дикой форели. Гниющие бревна последней вырубки были навалены, возвышаясь приблизительно на четыре - пять футов и перекрывая вход в каньон. Десятилетиями поток пробивал себе путь через путаницу древесины и затем каскадами спускался вниз по завалу тремя маленькими ручьями, каждый из которых при спуске образовал череду маленьких прудиков. Каждый из них был окружен мхом и вмещал несколько стаканов воды. Я был убежден, что выше этого барьера форели не будет, но чувствовал потребность убедиться в этом лично.

Пока я сидел на бревне, пытаясь спланировать самый легкий способ втащить мой механизм по завалу, я услышал плещущий звук, отчетливо различимый в журчании потока. Несколько секунд заняло у меня определение источника - это была форель приблизительно в семь - восемь дюймов длиной. Красивая небольшая рыбка, казалось, попалась в ловушку в одном из маленьких прудиков на полпути через стену завала.

Моим первым импульсом было поймать её. Я схватил сеть и направился к форели, намереваясь поймать и отнести её в ручей выше завала. Но потом я остановился. Я понял, что являюсь свидетелем чего-то особенного. Пришло время подавить мое желание вмешаться и «исправить» природу, я отступил и наблюдал, что эта маленькая рыбка будет делать дальше. А то, что она делала, было удивительно. Медленно, но уверенно она боролась, и прыгая, продвигалась через путаницу бревен и окруженные мхом прудки. С большим усилием она, в конечном счете, добралась до ручья выше завала.

В этом микромире мне была дана привилегия стать свидетелем того, как тихоокеанский лосось цеплялся за жизнь на реках Северо-Запада. Так же стойко он пережил подъемы гор, вулканов, потоки лавы, столетия засухи и тысячи лет ледникового периода. Гены этой форели содержали уроки выживания, выученные за тысячи лет. В этих уроках лежит самая большая надежда на восстановление лососей, если только люди прекратят создавать им непреодолимые препятствия.

Сохранение дикой рыбы и её генетических ресурсов столь же важно для восстановления лосося, как и действие больших, дорогих программ разведения рыбы. Во многих случаях эти программы подобны моему первому импульсу - помочь форели преодолеть завал. Учитывая размер препятствий, которые мы создали на пути лососей, они нуждаются в нашей помощи. Но самая большая помощь, которую мы можем оказать им - удалить или уменьшить препятствия, а не продолжать переносить рыбу на вершину.

Участок реки ниже плотины Бонневиль являет много свидетельств того, что лосось может восстановиться сам, если ему дан шанс. Программа Совета Планирования Энергетики Северо-Запада по восстановлению лосося – возможно, самая большая программа поддержки рыболовства в мире. Она направлена на восстановление рыбы в верхней части реки, но число лосося, входящего в Колумбию, продолжает уменьшаться и сейчас находится на самом низком за всю её историю уровне. В то время как люди сконцентрировали все усилия и капиталы на верхней части реки, ниже плотины Бонневиль лосось спокойно следовал своим собственным генетическим руководящим принципам. Сразу ниже плотины по течению находится остров с обширными барами гравия по периметру. В 1993 году несколько сбежавших из рыбоводного завода осенних чавыч были замечены нерестящимися в этих барах гравия. Рыба, вероятно, была из верхне-речной популяции, размноженной в рыбоводном заводе Бонневиль. Бары гравия у острова похожи на места в стремнине реки, где лосось метал икру до того, как их наводнили водохранилища. К 1997 году популяция выросла с 2,000 до 5,000 рыб. Столь заметное число показывает нам, что могло бы случиться, если разрушить плотины, затопившие исторические области нереста в верхнем бассейне.

Насколько я понимаю, урок ясен. Если среда обитания доступна и здорова, лосось знает, как восстановиться. Должны ли мы разрушить одну или более плотин, чтобы спасти лосося? Для биолога ответ на этот вопрос может быть только один. Сравнив ценность лосося и плотин, гражданам тихоокеанского Северо-Запада придётся сделать этот трудный выбор. Если мы хотим вернуть лосося, нам нужны здоровые реки. Мы должны возвратить лососю часть его среды обитания.

Я мог бы вмешаться в борьбу форели и помочь ей преодолеть завал, но не сделал этого. В тот полдень я покинул ручей, получив важный урок. Всё, что я делаю, чтобы помочь восстановлению лососей, должно работать вместе с их собственными возможностями и способностями, а эти способности огромны, стоит только мы обратить на них внимание. Мы не сможем восстановить лосося, если препятствия, которые мы ставим на их пути, непреодолимы для их собственных генетических ресурсов. Все деньги мира не приведут к жизнеспособному восстановлению, пока эти препятствия остаются на месте.

Без здоровых рек у нас просто не будет лосося. Но не только он нуждается в здоровых реках. Мы тоже. Живя в тех же экосистемах, мы не можем стоять обособленно, манипулировать, управлять и упрощать их, не ослабляя себя на фундаментальном уровне. Как заключил биолог Фред Аллендорф: «Мы должны признать и глубоко прочувствовать, что, в конечном счете, мы - не биологи, пытающиеся спасти другие виды. Скорее, мы - одно из проявлений жизни на этой планете, пытающееся спасти себя».¹²

Приложение А