Старые мифы развенчаны

Когда Гилберт начинал свои исследования, знание биологии тихоокеанского лосося находилось в зачаточном состоянии. Сама природа жизненного цикла лосося способствовала скудости информации о нем. Лосося легко было наблюдать лишь в нескольких местах его жизненного пути - когда он входил в реки и заполнял ожидающие его сети и ловушки, и когда большая рыба нерестилась в малых притоках. В результате этого центральными пунктами знаний о рыбе стали миграция вверх по реке и нерест. Остальная часть жизненного цикла лосося, между нерестом и миграцией оставалась таинственной и скрытой от взгляда. И если учесть, насколько экономически важна была для региона рыбопромышленность, не удивительно, что люди использовали корыстные теории и неподтвержденные факты для заполнения пробелов в доступной информации. Теоретизирования владельцев консервных заводов, например, зачастую были направлены на то, чтобы рационализировать интенсивное рыболовство и поддержать рыбоводство, как альтернативу ограничениям лова. В некоторых случаях старые мифы продолжали влиять на управление лососем ещё долго и после того, как наука доказала, что они были ложными.

 Одним из ключевых вопросов, горячо обсуждавшихся уже 1930-ые годы, была способность тихоокеанского лосося возвращаться в места рождения. Даже такой уважаемый ученый, как Дэвид Старр Джордан не верил, что лосось имеет какие-то особые способности для нахождения своего родного потока. Он считал, что, лосось, выходя в океан, мигрирует на двадцать - сорок миль от реки, которую он оставил подростком. Когда же он созревает и идет на нерест, то просто плывет в первую ближайшую реку, которой обычно и оказывается его родной поток.³¹ Если лосось беспорядочно выбирал реку для нереста, как верил Джордан, это означало, что все виды лосося были генетически однородны в больших областях диапазона его распространения.³²

Убежденность в том, что лосось не может вернуться в реку своего рождения и вера в то, что каждый вид генетически однороден, шли рука об руку. Принимая эти предположения без каких-либо доказательств, менеджеры лосося уверенно использовали вредную практику рыбоводства - передачу икры между рыбоводными заводами и реками. Рыбоводы стремились держать водоемы заводов полными, ведь заполнение и число выпущенной молоди, а не возвратившейся рыбы, были обычной мерой успеха. Поэтому они передавали икру и мальков из рыбоводных заводов с их излишками на недозагруженные производства. Вера в генетическую однородность устранила биологические аргументы, которые могли бы подвергнуть сомнению эту широко распространенную практику.

Структура популяций лосося в пределах вида была также предметом дебатов в 1920-ые годы. Например, некоторые биологи, включая Хью Смита из Американского Совета Рыбной Промышленности, доказывали, что не существовало генетических различий между расами чавычи. Она делилась на четыре расы в зависимости от времени их нереста: весна, лето, осень и зима. Весенняя и осенняя расы были наиболее распространены, хотя во многих реках нерестилась и летняя чавыча. Зимняя раса была ограничена рекой Сакраменто. Согласно Смиту, возвращение чавычи весной или осенью было случайным событием; раса лосося не была унаследованной чертой.³³

Эта теория имела огромное значение для промышленного рыболовства. Рыбаки нацеливались на рыбу весеннего хода, потому что более высокое содержание жира позволяло сделать из неё лучший консервированный продукт, а осенняя чавыча содержала жира меньше и считалась менее качественной. Если вся чавыча была частью генетически однородного стада, и время её возвращения в реку определял случайный выбор, то рыбная промышленность могла вылавливать весеннюю чавычу практически без ограничений, или вовсе без них. Худшая по качеству осенняя рыба восполнит рыбное стадо. Рыбоводные заводы разводили только осеннюю рыбу по той же причине.³⁴ Эти необоснованные предположения о биологии лосося увековечивали статус-кво, то есть небольшое или никакое регулирование лова. Они имели широкую поддержку даже после того, как пионерские исследования Чарльза Гилберта и его студентов доказали их ошибочность.

Уже в 1913 году Гилберт использовал остроумный метод, чтобы определить основные циклы жизни тихоокеанского лосося. Жизненный цикл просто означает, что делает лосось, где он делает это, когда и как. Методология Гилберта была аналогична анализу истории роста отдельного дерева по его кольцам. Чешуя лосося растёт примерно пропорционально росту рыбы, и по мере её роста на поверхности образуются круглые выступы. Эти кольца, называемые склеритами, подобны кольцам на поперечном срезе дерева. Узкий интервал между кольцами означает медленный, а широкий – быстрый рост дерева. То же верно и для интервала между склеритами на чешуе взрослого лосося. Таким образом, каждая рыба несёт закодированную на её чешуе историю, которая включает информацию из её прошлой жизни. Возраст, в котором она мигрировала к морю, приблизительное время, которое она провела в пресной воде, в устье и океане. Даже метали ли её родители икру естественным образом или в рыбоводном заводе. Как если бы каждый лосось хранил дневник, который биологи могут легко восстановить.

Многое, что Гилберт узнал из анализа чешуи, всё ещё формирует наши основные знания о жизненных циклах лосося. Например, Гилберт разделил молодь лосося на две основных категории, речную и океанскую, основываясь на их жизненных циклах. Рыба речного типа остается в пресной воде в течение года и мигрирует к морю весной на втором году жизни. Рыба океанского типа мигрирует к морю вскоре после появления из гравия, в течение первого года жизни.³⁵

Гилберт опубликовал одно из самых первых сообщений, поддерживающих теорию родной реки, основываясь на информации, полученной из анализа чешуи. Изучая нерку в Британской Колумбии в 1914 году, он показал, что лососи разных рек создавали уникальные образцы интервалов между склеритами на своей чешуе, то есть имели разные жизненные циклы. Согласно Гилберту, биолог, исследуя эти образцы, мог определить, из какой реки произошла особь нерки. Эти знания позволили ему заключить, что стада нерки в реках Инлет, Скина и Насс были различными биологическими расaми. Вывод, который рассеял «эффективно общие сомнения в возвращении наших лососей к речным бассейнам, в которых они были рождены». Гилберт писал: «Теперь может быть доказано достоверно, они возвращаются так, что оказываются надежно изолированы, и что скрещиваются они, таким образом, в пределах своей колонии».³⁶

Несмотря на то, что заключение Гилберта было однозначным, дебаты продолжались ещё в течение двадцати четырех лет. Возвращается ли тихоокеанский лосось на нерест в свой родной поток?³⁷ Они продолжались потому, что отсутствовала ключевая часть информации: как далеко лосось мигрировал, как только он попадал в океан? Если лосось предпринимал дальние перемещения в океане, то его возвращение родную реку не могло быть случайностью, как предполагал Джордан, это требовало особых способностей. Но в 1914 году процесс океанских перемещений лосося всё ещё был тайной.

Кроме исследований возвращения лосося, работы Гилберта давали практические рекомендации для управления. Обычной практикой рыбоводов был выпуск молоди в реки в виде малька с желточным мешочком вскоре после рождения. Изучение Гилбертом жизненных циклов показало, что большинство особей дикой нерки, доживающих до взрослой стадии, проводило целый год в пресной воде перед выходом в море. Гилберт рассудил, что искусственно разведенный лосось мог бы выживать в большем количестве, если бы он, как и его дикий родич, проводил первый год жизни в пресной воде.³⁸ Менеджеры рыбоводства сделали несколько экспериментальных выпусков, но выращивание в заводе не стало общей практикой последующую четверть века.

Принять результаты Гилберта и выпускать молодь лосося во время её естественной миграции - для этого бы требовалось серьёзно изменить взгляды на природу менеджеров лосося и рыбоводов. Рыбоводство базировалось на том, что контроль человека над воспроизводством эффективнее и производительнее естественных экологических процессов. Для рыбоводов река была опасным местом, полным врагов, поэтому их первичная цель состояла в том, чтобы перехитрить и улучшить природу, а не копировать её.³⁹ Мысль о копирования естественного взаимодействия реки и рыбы шла в пику самой предпосылке работы рыбоводных заводов. А поскольку менеджеры лосося и рыбоводы были не готовы иметь дело с этим конфликтом науки и собственного мировоззрения, они просто игнорировали результаты работы Гилберта.

Гилберт вносил свой вклад в наше понимание не только таких широких проблем, как возвращение лосося, он исследовал и более специфичные вопросы. Он узнал, что популяции лосося состояли из особей, которые по-разному используют окружающую среду. Он полагал, что разнообразие жизненных циклов имеет экологический смысл, что оно - неотъемлемая часть отношений рыбы и окружающей среды. Гилберт начинал проникать в тайны эволюционной истории лосося и наносить на карту тропы историй жизни, которыми следовала рыба, проходя через пресноводную среду обитания. Недавно биологи вновь «открыли» богатейшее биоразнообразие тихоокеанского лосося и начинают понимать, что оно является важнейшей частью эволюционной истории лосося, необходимой для долгосрочного выживания отдельных популяций.⁴⁰

Гилберт умер раньше, чем все части головоломки жизненного цикла лососей были сложены вместе, но многие из его студентов продолжали вносить большой вклад в биологию рыболовства и управление. Уиллис Хортон Рич выделяется среди них тем, что внёс свой вклад в наше понимание биологии лосося, и сыграл заметную роль во время крупномасштабного развития гидроэнергетики на Северо-Западе. Работая со Стэндфордским Университетом в течение всей карьеры, Рич часто занимал по совместительству должности в Американском Совете Рыбной Промышленности, Американской Службе Рыбы и Дикой Природе и Комиссии Рыбы штата Орегон. Многие из первых менеджеров лосося имели слабое биологическое образование, а их подход имел больше общего с сельским хозяйством, чем с экологией или зоологией. Рич, однако, получил образование биолога в Стэнфорде, и это дало ему совершенно иной взгляд на лососей и управление ими.

Рич полагал, что изучение жизненных циклов было ключом к пониманию красной рыбы и развитию эффективных программ управления. Он продолжил и расширил работу своего наставника. В результате исследований, которые он провел в 1914-1929 годы, Рич узнал, что молодь чавычи мигрировала по основному руслу Колумбии в течение всего года. Он описал это непрерывное перемещение как хорошо организованное явление, создаваемое многими независимыми популяциями. Каждая популяция лосося оставляла приток своего рождения и область роста и начинала движение к морю по уникальным сигналам окружающей среды.⁴¹ Лососёвые, как начинал понимать Рич, имели богатое разнообразие жизненных циклов и путей приспособления к сложному смешению сред обитания на Северо-Западе.

Позже Рич объединился с Харланом Холмсом в исследовании, разоблачавшем миф о случайном делении чавычи на весеннюю и осеннюю. Они провели ряд экспериментов, определяя, «необходимо ли происходить от рыбы весеннего хода, чтобы породить такую же», и, возможно ли «надлежащей обработкой потомства осенней рыбы произвести рыбу, которая вернется в пресную воду ранней весной?»⁴² Они доказали, что раса чавычи определяется наследственностью: взрослый лосось весеннего хода производил потомство, которое возвращалось в реку весной, а лосось осеннего хода – потомство, возвращавшееся осенью.

Пока Рич исследовал пресноводную жизнь лосося, канадские биологи отслеживали их океанские перемещения. Обнаружив чавычу из Колумбии вблизи западного берега острова Ванкувер, они доказали, что лосось действительно осуществлял дальние перемещения в океане. Присутствие лосося из Колумбии в такой дали от родной реки стало ключевым свидетельством. Оно доказало замечательную способность тихоокеанского лосося возвращаться в реку своего рождения.⁴³

К 1939 году Уиллис Рич скопил достаточное количество информации, чтобы представить результаты своей работы перед Американской Ассоциацией Развития Науки. Он сделал вывод, что тихоокеанский лосось возвращается на нерест в родную реку, и что каждый вид тихоокеанского лосося состоит из многих локальных популяций. Далее он сформулировал новое, революционное видение управления лососем:

«При сохранении любого естественного биологического ресурса можно, я верю, полагать очевидным, что той единицей, которой следует оперировать, должна быть популяция. Под популяцией я подразумеваю хорошо изолированную, самоподдерживающуюся группу организмов одного вида независимо от того, проявляют ли они различные особенности и независимо от того, имеют ли эти различия, если они есть, генетическое происхождение или вызваны особенностями среды обитания. Если считать, что виды разбиты на множество таких изолированных групп или популяций, становится очевидным, что сохранение вида в целом решается сохранением каждой из составляющих его групп. Что успех усилий по сохранению вида будет зависеть не только от результата, полученного с какой-то одной популяцией, но и от общего количества индивидуумов вида в популяции, на которую воздействуют меры сохранения».⁴⁴

В одном этом абзаце Рич предложил полную перестройку управления лососем. Вместо взгляда на лососей одного вида, как на гомогенное объединение, Рич предложил подход, сфокусированный на популяции и родной среде её обитания. Водораздел и его уникальная популяция лосося должны были стать основной единицей управления. Рыбоводные заводы уже не могли обращаться с лососем, как с множеством одинаковых устройств. Стало неприемлемым продолжать изобретать мифы о биологии и экологии лосося, пытаясь увековечить существовавшие ранее перелов и стратегию рыбоводства.

Для некоторых менеджеров лосося последствия этого открытия стали очевидны немедленно. В том же году, когда Рич опубликовал свою работу, Хью К. Митчелл, директор отдела культивирования рыбы в Комиссии Рыбы Орегона признал, что «старая система перевоза грузовиками рыбы, взятой из станции на одной реке к другой реке для выпуска, теперь рассматривается, как нежелательная» и «должны быть внесены изменения». «С учетом этого, - писал он, - была принята политика, насколько это позволяли фонды, установки и использования небольших станций на тех реках штата, что подходили для лосося».⁴⁵ Однако старые методы и мифы трудно менять. Несмотря на новую политику Митчелла, обмен икрой между реками и рыбоводными заводами продолжался. Например, Департамент Рыболовства и Дикой Природы Орегона продолжал собирать стилхеда в рыбоводном заводе на Олси из почти всех рек побережья, а Департамент Рыболовства и Дикой Природы штата Вашингтон распределял рыбу из Чамберс-Крик по западным рекам.

В 1995 году биологи из Национальной Службы Морского Рыболовства, изучив влияние рыбоводных заводов на дикого кижуча в низовьях Колумбии, сделали следующее заключение. Одним из факторов, способствующих потере дикого кижуча, было расселение искусственно разведенной рыбы по притокам низовьев. Они рекомендовали прекратить его.⁴⁶ Их рекомендация поступила через шестьдесят девять лет после того, как менеджеры лосося впервые признали, что эта практика была вредна. Очевидный вопрос - почему на это потребовалось столько времени?

К 1940-ым годам ученые существенно продвинулись в распутывании тайны биологии лосося. Многие из старых мифов были рассеяны научными фактами. Возвращение лосося в родные реки, наследственный характер рас, деление видов на уникально адаптированные популяции,, разнообразие жизненных циклов в пределах популяций. Эти открытия нарисовали перед учеными ясную картину биологии и экологии лососей.

Но мифы, возникшие, как корыстные спекуляции, подогнанные под идеологию неизбежного прогресса, рыбопромышленность, или желания рыбоводов не уступали дорогу новому, научному пониманию. Ветры перемен не были достаточно сильны для того, чтобы смести ложные убеждения, глубоко засевшие в программах управления. Легче было считать, что лосося можно перевезти из реки в реку для заполнения водоемов рыбоводных заводов. Легче было игнорировать уникальность отдельных популяций. Легче было полагать, что контроль человека над воспроизводством рыбы эффективнее и производительнее, даже если накапливались свидетельства обратного. Легче было продолжать поиски в темноте.

В 1930-ые и 1940-ые годы на Северо-Западе столкнулись многие интересы. Тот период стал судьбоносным для тихоокеанского лосося. Сначала наука дала большее понимание биологии лосося и указала лучшие методы управления. В то же время постоянная засуха, чрезмерный вылов и деградация среды обитания заставили существенно уменьшаться стада лососей. Это должно было заставить менеджеров лосося переоценить существующие программы и использовать новую научную информацию, чтобы улучшить их. Но та же самая засуха, которая уменьшала стада лососей, превратила в шар пыли сельскохозяйственные угодья Великих равнин, а Великая Депрессия опустошила фабрики Америки. Миллионы фермеров и фабричных рабочих стали бездомными.

Правительство смотрело на тихоокеанский Северо-Запад и видело в гидроэнергетическом потенциале его рек способ решения национальных социально-экономических проблем. Достаток электричества и развитая ирригация позволили бы переселившимся фермерам и рабочим строить новую жизнь в пустынях штатов Вашингтон, Орегон и Айдахо.

С этими намерениями федеральное правительство начало строительство плотин Гранд-Кули и Бонневиль. Эти проекты были первыми в оргии создания плотин. К концу этой оргии единственными свободными в главном русле от плотин крупными лососёвыми реками Северо-Запада остались Джон-Дей и Салмон.⁴⁷

 Хотя работы Гилберта и Рича заложили основы понимания биологии лосося, значение их не было признано, пока реки региона не прошли ещё один гибельный этап развития. Понимание биологии лосося не было совместимо с идеологией развития и видением рек, находящихся всецело во власти людей. Так науку ещё раз приспособили служению индустриальным целям.

Менеджеры рыболовства вступили на перекресток 1930-ых годов и прошли его, не свернув с пути: рыбоводные заводы сделают лосося способным существовать в полностью освоенных реках и деградирующих экосистемах. Возможность перемен была утеряна. Некоторые доказывают, что не было на самом деле никакого перекрестка, не было реального выбора, что полное развитие гидроэнергетического и ирригационного потенциала рек, подобных Колумбии было неизбежным, и что статус-кво - опора на рыбоводство - единственный путь приспособиться к положению дел на реках Северо-Запада. Они не правы. Лучший способ понять, что другой выбор существовал - сравнить события, произошедшие в водоразделах двух самых больших рек - Колумбии и Фрейзер. Истории этих двух великих рек описаны в следующей главе.

ГЛАВА 8

История двух рек

Фрейзер и Колумбия - две величайшие реки тихоокеанского побережья Северной Америки. Они собирают воду на площади в 343,000 квадратных миль - области, примерно равной Франции и Германии, вместе взятым. Эти гигантские реки были лучшей в мире колыбелью тихоокеанского лосося - Фрейзер – для нерки, а Колумбия – для чавычи.

Фрейзер и Колумбия - очень непохожие экосистемы, с разными средами обитания. Водораздел реки Фрейзер, например, содержит обширную систему больших озер, которые необходимы, как места роста молодой нерки.

Несмотря на экологические различия, истории освоения обеих рек и управления лососем на них весьма поучительны. Красная рыба этих рек обеспечивала работу крупной промышленности, в обеих лососёвые стада начали подавать признаки истощения на стыке 19-го и 20-го столетий, а затем их численность резко сократилась к 1920-му году. История двух больших лососёвых рек, истощение стад лососей в них и последующие попытки восстановления их численности демонстрируют нам, по крайней мере, часть корней нынешнего кризиса. Они - в том, что наука не смогла преодолеть мифы девятнадцатого века.

В центре этой истории – генеральные программы по восстановлению лосося, начатые на этих реках одна за другой, с перерывом в десять лет. На Фрейзере - в 1937, а на Колумбии - в 1947 году. Каждая программа использовала свой подход, и за пятьдесят лет - приблизительно двенадцать поколений лосося – они дали совершенно разные результаты.

Фрейзер

Краеугольным камнем программы восстановления реки Фрейзер была ратификация соглашения, создающего Международную Тихоокеанскую Комиссию Рыбной ловли Лосося. Прежде, чем обсудить, что случилось после создания комиссии, небольшая историческая справка о том, что привело заключению соглашения.

Фрейзер - крупнейшая река в Британской Колумбии. Её дренаж охватывает площадь в 84,000 квадратных миль. Фрейзер (как и Колумбия) пробивается через горы тихоокеанского побережья и собирает воду в большой области горных районов Британской Колумбии. Река начинает свой 850-мильный путь в канадских Скалистых горах и затем течет в северо-западном направлении по территории Британской Колумбии, пока резко не поворачивает на юг. Приближаясь к границе Соединенных Штатов и Канады, она делает крутой поворот на запад, и, в конечном счете, достигает соленых вод в проливе Джорджия (Рисунок 8.1).

С притоками Фрейзер связаны несколько больших озер, что дают места обитания подрастающим малькам нерки. Это – Квеснел(Quesnel), Чилкотин(Chilcotin), Томпсон(Thompson) и Харрисон(Harrison). Подобно другим видам тихоокеанского лосося, взрослая нерка откладывает икру в речной гравий, но она может также нереститься на берегах озера, где грунтовые воды просачиваются через гравий. Независимо от того, где они родились, мальки нерки почти всегда проводят пресноводный период своей жизни в озере.¹ Поскольку обширная система озер водораздела Фрейзера делает её идеальной средой обитания для подрастающей молоди нерки, этот водораздел - один из двух, служащих домом самым большим на Северо-Западе стадам нерки (другой - водораздел Бристольского залива на юго-западе штата Аляска).²

До 1913 года стада нерки Фрейзере давали рыбакам и рыбообработчикам все основания полагать, что они и в самом деле неистощимы. Прихода лета 1913 года рыбаки и рабочие консервных заводов на севере Пьюджет-Саунд, в проливе Джорджия, проливе Хуан-де-Фука, и в низовьях близ устья Фрейзер ждали с большой надеждой. И хотя никто не знал точно, сколько лосося возвратится тем летом, все ожидали, что подход рыбы будет особенно большим, потому что каждый четвертый год, подобно часовому механизму, во Фрейзер заходило особенно много нерки, и 1913 год был очередным «большим» годом в четырехлетнем цикле.

Различие между доминантным годом большого захода и тремя промежуточными годами было зачастую поразительным. Количество нерки, поднимающейся по Фрейзер до реки Адамс в разные годы могло различаться в тысячи раз.³ В «большом» 1901 году рыбаки поймали 25 миллионов нерки; в 1905 и в 1909 годах – по 20 миллионов.⁴

Рисунок 8.1. Бассейны рек Фрейзер и Колумбия. (Источник: Дорик Браун Интеррейн Пасифик)(Source: Doric Browne Interrain Pacific)

Итак, ранним летом 1913 года 4 тысячи рыбаков на двух с половиной тысячах лодок ждали начала следующего большого хода. Южнее, на Пьюджет-Саунд, ждали американцы. Они ставили огромные невода на известных маршрутах движения лососей. Инстинкты вели рыбу в лабиринты сетей, спасения из которых не было.

Количество рыбы, выловленной четырьмя годами ранее во Фрейзере, застало промышленников врасплох. Когда поток нерки стал наполнять консервные заводы, производство было загружено настолько, что избыток рыбы для переработки пришлось отправлять на юг, на рыбоконсервные заводы Колумбии. На это раз рыбообработчики как следует запаслись тарой. Заводы, стоявшие без действия с 1909 по 1913 год, снова были открыты, их механизмы были смазаны, проверены, и приведены в полный порядок. Рабочие консервных линий отдыхали, зная что, когда придет рыба, им не удастся выспаться, пока последний фунт розового мяса не будет запечатан в консервную банку.

На пирсах и причалах низовьев Фрейзера рыбаки чинили сети и раскладывали орудия лова в своих маленьких деревянных лодках. Они смотрели в сторону соленой воды, туда, где, они знали, лосось скапливался для своего хода вверх по реке. Рыбаки ждали. Чайки, медведи и орлы ждали. Рыбаки, владельцы консервных заводов, рыбаки на неводах, рыбообработчики, упаковщики, складские рабочие и повара - все знали, что это будет «большой» год.

Четырехлетний цикл большого хода сохранился. Улов превысил все ожидания, и, несмотря на все приготовления, консервные заводы вновь переполнились неркой, которая прибывала быстрее, чем её могли законсервировать. Рыбаки пытались продать всю рыбу в доках по три рыбины за четверть цента, но покупателей не хватало. Даже короткая забастовка, проведенная некоторыми рыбаками, не смогла замедлить переполнение консервных заводов рыбой. Когда улов превысил вместимость рыбоконсервных заводов, повсюду начали расти горы гниющего лосося.

К концу сезона улов побил все рекорды. Было законсервировано тридцать два миллиона нерки - 22 миллиона выловлены американскими неводами и 10 миллионов канадскими жаберными сетями. Учет выброшенной рыбы вместе с той, что была законсервирована, мог бы увеличить оценку общего количества выловленного лосося до 50 миллионов. Несмотря на столь интенсивный лов, около 6 миллионов нерки избежало сетей и неводов и направилось к местам нереста. Официальная статистика Комиссии Тихоокеанского Лосося, которая не учитывала отходы, оценила количество нерки, шедшей на нерест в 1913 году в 38 миллионов.⁵ Однако, в своей недавней работе канадский биолог Уильям Рикер повторно проанализировал данные ранних лет рыболовства на Фрейзер, показывающие количество выловленной и спасшейся нерки. Используя иной, но вероятный набор предположений, Рикер заключил, что количество рыбы во время доминирующих подходов 1901-го, 1905-го, 1909-го, и 1913-гогодов мог достигать 100 миллионов.⁶

Безумие лова и консервирования рыбы в 1913 вновь подтвердило статус Фрейзер как величайшей в мире лососёвой реки. Однако, инцидент 1912 года, который прошел в свое время в значительной степени незаметно, скоро продемонстрировал беззащитность реки и её лосося перед безответственным использованием технологий. Подход нерки в 1913 году на многие десятилетия стал последним из больших подходов.

С июня 1911 до конца 1912 года компания Канадская Северная Железная Дорога прокладывала путь по восточному берегу каньона реки Фрейзер. В месте, известном, как Хеллс Гейт, или Ворота Ада, где вода, собравшись с тысяч квадратных миль, проходила через каньон всего 110 футов шириной, строительная команда взорвала и обрушила в реку тысячи тонн скальной породы, чтобы опустить ниже уровень железной дороги. Это сузило канал ещё больше, создав чрезвычайно бурное течение. Нерка, избежавшая сплетения неводов и сетей, оказалась блокированной сильным течением в Воротах Ада. Какое-то количество рыбы прошло здесь в начале нереста, когда скорость потока воды была меньше, но большая часть рыбы из тех 6 миллионов, что спаслись от рыбаков, не смогла преодолеть преграду.

Миллионы лососей бились насмерть в бесполезных попытках преодолеть сильное течение в Воротах Ада. Когда наступил сезон, нерка окрасилась в свой ярко красный брачный наряд, который сделал более заметной блокаду и бесполезную борьбу. На протяжении десяти миль ниже Ворот Ада миллионы тушек мертвой нерки заполнили каждый водоворот и покрыли пологие берега реки. Как только люди осознали весь масштаб бедствия, были предприняты действия по уменьшению скорости воды, мчащейся через узкий каньон. Работы были начаты в сентябре 1913, и к концу года рабочие убрали 2,000 кубических ярдов скалы из реки. Стремясь поскорее повернуть ситуацию в положительную сторону, ответственные лица в правительстве объявили, что блокада снята, забыв сказать, что в этом году нерке идти на нерест уже слишком поздно.

В следующем году рабочие железной дороги вызвали массивный оползень чуть выше по течению, сжав реку в канал семидесяти пяти футов шириной и ещё более ухудшив положение. На сей раз, ответственные за рыболовство чиновники Канады не нуждались в гибели миллионных стад нерки, чтобы приступить к действиям. Они предписали рабочим удалить новое препятствие в несколько недель. Людям, пытавшимся удалить оползень, пришлось бороться с чрезвычайными условиями. Промозглая зимняя погода делала работу в ледяной воде трудной, а взрывы продолжающегося строительства железной дороги несли камни вниз по склону, раня людей, пытающихся спасти лосося от другого бедствия. Годом позже, после того, как рабочие удалили и переместили приблизительно 60,000 кубических ярдов скалы, чиновники рыболовной промышленности посчитали, что непроходимость устранена, и работы были приостановлены.⁷

Не все были согласны с тем, что ситуация в Воротах Ада исправлена. Но и согласные и несогласные будто затаили дыхание и задавались вопросом, восстановит ли Фрейзер свое огромное изобилие - вернуться ли огромные стада нерки, неся с собой огромные прибыли предыдущих лет.

Все последствия обвала в Воротах Ада не было осознаны до 1917 года, когда рыба, рожденная в 1913 году, возвратилась на реку. Это была катастрофа. В 1917 году во Фрейзер возвратилось только 8 миллионов рыб, по сравнению с 38 миллионами в 1913 году. Из них лишь 615,000 избежали сетей и прошли на нерест. В том же цикле, четырьмя годами позже (1921) общее количество рыбы уменьшилось до 2 миллионов. За 1920-ые и 1930-ые годы улов «больших» лет резко снизился, составив менее 10-ти процентов от уловов до катастрофы у Ворот Ада. Самый тяжелый удар от уменьшения рыбных стад получили индейцы, жившие выше места блокады. Их существование в течение всего года зависело от красной рыбы.

Истощение стад лосося почти всегда - результат воздействия множества стрессов, которым подвергается рыба в течение своего жизненного цикла в реке, устье и океане. В здоровых, эластичных экосистемах, эти стрессы поглощаются малозаметными изменениями в общих показателях их производительности. Однако, по мере того, как стрессы накапливаются, упругость экосистемы медленно и незримо теряется. И в какой-то точке ещё один стресс, добавленный ко всем другим, воздействующим на экосистему, вызывает полный коллапс. Потом можно долго спорить о том, какой именно стресс привел к катастрофе. Например, Уильям Рикер полагал, что крах нерки на Фрейзер был вызван переловом, в то время как У.Ф.Томпсон считал виновником блокаду в Воротах Ада.⁸ По правде говоря, небрежная работа строительных команд железной дороги вызвала лавину проблем, и заваленная камнями река была только одной из них.

Хотя блокада в Воротах Ада создала значительную угрозу для нерки, другие виды деградации среды обитания и перелов уже создавали растущий стресс на экосистему. Стада нерки «малых» лет начали неуклонно уменьшаться уже с начала двадцатого столетия.⁹

Как и во многих реках южнее, в Соединенных Штатах, действия человека уже разрушали среду обитания и значительно уменьшили стада лосося Фрейзер. Например, два из наиболее значительных в системе Фрейзер стада нерки - популяции рек Квеснел-Хорзфлай Ривер (Quesnel-Horsefly River) и Адамс практически исчезли из-за проблем с окружающей средой ещё до того, как случилось бедствие у Ворот Ада.

В «большие» годы четырехлетнего цикла система рек Квеснел-Хорзфлай могла произвести 10 миллионов взрослых лососей.¹⁰ Но в 1896 году горнодобывающая компания построила на реке Квеснел (Quesnel River) плотину, блокировав доступ к областям нереста на реке Хорзфлай (Horsefly River) и областям роста молоди в озере Квеснел (Quesnel Lake). Немногая рыба смогла преодолеть плотину с помощью бесполезной лестницы, большая же часть лосося была блокирована. После создания плотины горнодобывающая компания нашла её ненужной и никогда не использовала; однако, что невероятно, она оставалась стоять до 1921 года, даже несмотря на то, что рудник был закрыт ещё в 1905 году.¹¹

Точно так же компания заготовки леса построила плотину, перекрыв реку Адамс в 1908 году. Эта плотина тоже имела несовершенную лестницу, и блокировала попадание лосося в верхнюю часть реки, делая бесполезными тридцать миль самого ценного для нереста гравия в мире.¹² Вода и бревна, выпускаемые вниз по течению открытием сплавной плотины, выбивали из гравия икру, убивали рыбу. Это происходило один раз в день, шесть дней в неделю. Между «сплавами» река перегораживалась, оставляя русло ниже плотины почти сухим. Богатое стадо нерки ниже плотины было почти истреблено, в то время как стада, нерестившиеся выше плотины, были просто уничтожены. Эту плотину не убирали до 1945 года.¹³

Вдобавок к разрушению среды обитания огромным стрессом для популяций нерки было интенсивное рыболовство. Орудия, которые подбирались для лова во время большого хода рыбы на каждый четвертый год, были в таком количестве и такого качества, что просто уничтожали меньшие стада нерки «промежуточных» лет. Восстановленные цифры уловов за годы до 1935 позволяют предположить, что рыбаки, возможно, вылавливали от 90 до 94 процентов всей нерки, идущей на нерест в “малые” годы.¹⁴ Такой лов не мог продолжаться долго - он оставлял слишком мало рыбы, которая могла бы нереститься и произвести на свет следующее поколение.

Установка неводов в американских водах была особенно эффективна для лова лосося. Нерка, направляющаяся в Фрейзер, обычно следовала постоянными маршрутами через пролив Хуан-де-Фука и острова Сан-Хуана в свою родную реку. Индейцы лумми (Lummi) знали эти маршруты движения хорошо и долгие годы использовали свои знания для лова с помощью сетей (reef nets).¹⁵ Когда коммерческие рыбаки в штате Вашингтон начали ловить нерку во Фрейзере, они использовали знания индейцев. Но вместо «reef nets» белые люди ставили большие невода - часто помещая их непосредственно перед участками лова индейцев, совершенно прекрывая доступ лумми к рыбе.¹⁶ Скоро американцы стали вылавливать в Фрейзер лосося больше, чем канадские рыбаки. В 1901 году штат Вашингтон выдал 149 лицензий на невода, перехватывающие нерку, которая шла во Фрейзер. Тогда американцы законсервировали 1,105,096 ящиков этой рыбы по сравнению с 928,669 ящиками канадцев.¹⁷

Невода имели отводы, или иначе - заборы в четверть мили длиной, которые пересекали маршрут движения лососей. Как только рыба натыкалась на них, она двигалась вдоль, пытаясь обойти препятствие. Но заборы приводили её в большие загоны, которые собирали всё. Один автор назвал их рыболовецкой версией вырубки леса подчистую.¹⁸ Один единственный невод, который обслуживали шесть человек, мог поймать столько же рыбы, сколько 150 лодок с 300-ми рыбаками, использующими жаберные сети.¹⁹ Невода американцев вылавливали почти 60 процентов нерки Фрейзер.²⁰

Когда промышленность штата Вашингтон начала лов рыбы своими огромными неводами, очень скоро возник справедливый вопрос: “Почему американцы должны вылавливать наибольшую долю главного рыболовного ресурса Канады?”²¹ Такое неравенство привело к спорам между штатом Вашингтон и доминионом Канады, а затем и между федеральными правительствами. Конечным результатом было соглашение от 1908 года (Bryce-Root Treatment). В следующем году профессора Эдвард Принс (из Канады) и Дэвид Старр Джордан (из Соединенных Штатов) составили такие инструкции управления ловом нерки на Фрейзере, по которым каждая страна получала справедливую долю рыбы. Канадцы быстро провели законодательство и дали инструкциям силу закона, но в американском Конгрессе его задержали. Американские законодатели так никогда и не одобрили законодательство, и в 1914 году, утомленная ожиданием, Канад<