Королевского величества

Историческая справка. Гуго Турскому и Мальфриду Орлеанскому было вверено командование франкскими войсками в испанской марке в первой половине 827 года. До Франции дошла весть, что Абдерхаман II снарядил войско под командованием своего родича Абу Марвана и оно уже достигло Сарагоссы. Гуго и Мальфрид продвигались слишком медленно, так что вся испанская марка была совершенно опустошена. Почему так случилось, что оба столь медленно продвигались, источники не сообщают. Кажется, возникло некое противостояние между этими двумя и Бернхардом Барселонским, правившим тогда испанской маркой. Бернхард — сын того Вильгельма, которого впоследствии Вольфрам фон Эшенбах представил в своём Вильгельме Оранском. О Бернхарде рассказывают, что он чарами околдовал императора Людовика Благочестивого. Злому дьявольскому искусству он будто бы обязан неограниченной властью и сильнейшим влиянием на императрицу Юдифь. «Dubium поп est, sicut multis est notum, quod a quibusdam praestigiis atque diabolicis illusionibus ita mentes quorandum inficiantur proculis amatoriis, cibis, phylacteriis, ut in insaniam versi a plerisque judicentur dum proprias non sentiunt contumelias» (Mansi XIV, 595)51. Примечательно в этой связи, что в поэме «Вартбургская война» Вольфрам фон Эшенбах назван «господин Террамер». Согласно Кларусу, однако, «Герцог Вильгельм Аквитанский, великий мира сего, церковный святой, герой сказания и поэмы (Münster, Thessig, 1865, s. 132) Террамер приравнивается к полководцу Абдерхаману52.

В той же «Вартбургской войне» выступает дьявол Назион, которого Клингсор насылает на Вольфрама, чтобы искушать его». Назо странным образом— наименование Бернхарда Барселонского (s. 239, Людовик Праведный. Bd. 1. Simson. In Jahrbücher der deutschen Gedichte). Употребил ли поэт, написавший «Вартбургскую войну», эти имена намеренно, затрагивая историю восьмого и девятого столетий? В таком случае, говоря языком «Вартбургской войны», Гуго, носитель Грааля, и его друг Мальфрид, медленно продвигаясь, подшутили над дьяволом Назо (Бернхардом Барселонским), за что и были обвинены.

(Кар. 6. S. 46) Когда противники Гуго сговорились выдвинуть против него обвинение, сочтя достаточной видимость его вины, они обратились к королю так:

— Непобедимейший, могущественнейший король, милостивейший, всевластнейший государь! Поскольку признаётся и высоко почитается особенная рассудительность вашего величества, благоприятные победы вашего оружия, ваше благостное правление, что ведомо и откровенно всему миру, известно врагам и отрадно для подданных, нет нужды вашим слугам, верноподданнически преданным, пространнее возвещать сие, явственно, как солнце, зримое покорённым странам и королевствам, засвидетельствованное бесчисленными воздвигнутыми победными памятниками и триумфальными колоннами. Но подобно утреннему солнцу, светло и радостно восходящему, являющему свой сияющий лик всей земле, пробуждающему людей радостным своим обликом, так что каждый ликует при виде его и приветствует его, напротив, когда солнце по-другому окрашено, подёрнуто непроглядными угрюмыми тучами, омрачено, наполовину померкшее, тогда по-иному определяет оно круг мира с его свойствами; так и когда ваше величество омрачается малейшими признаками мятежного ненастья и возмутительной облачности, изглаживающей красочный свет, в сердцах подданных сразу же произрастает непогожий ропот, недовольство и противление законной верховной власти, установленной Богом.

Ныне подобает, как ни скорбят об этом наши сердца, вашему величеству выслушать, как в государстве, подвластном вам, дела пришли в столь опасное состояние и уже не за горами срок, когда ни мир, ни единство действительно и устойчиво не могут быть сохранены, а дело в том, что злоумышленник и подстрекатель ежедневно находится при дворе, и следует приглушить доверие королевского величества к нему и устранить с пути его самого, пока скипетр и корона вашего величества, а также благо и жизнь ваша не оказались в опасности, а тогда потребуется больше (s. 49) усилий, чтобы восстановить спокойствие.

Да соблаговолит ваше величество принять близко к сердцу истинно подытоженное извещение о состоянии всех сих дел; а именно Гуго Бургундец, до сих пор взысканный великолепными милостями вашего величества, представленный к стольким почётным должностям, всячески превознесённый и поощрённый: не только не стремится содействовать славе вашего величества на пользу государству, на благо и процветание подданным, но начинает с глумлением, с издевательством надо всем этим, а также с презрением на погибель всему королевскому дому подстрекать народ ежедневно да-яньями, посулами и лестью, как новый Авессалом, дабы привлечь народ на свою сторону и добиться того, чтобы наконец повсюду слышался глас: «да здравствует Гуго, король из Бургундии!», и сию очевидную опасность мы верноподданнически (в силу нашей верности и нашего долга) не намерены (s. 50) скрывать от вашего величества. Соизвольте только учинить расследование по домам, деревням, весям, местностям и угодьям, и тогда вы с удивлением узнаете, как беззастенчиво народ предан оному Гуго и, напротив, как холоден он к величию короны.

Посему необходимо, в высшей степени, чтобы ваше величество потушили уже возгорающееся пламя опасного возмущения и мятежа, приложив руку к скорейшему их подавлению. Если из искры, тлеющей столь давно, возникнет жестокий всепожирающий пожар, каким только бедствиям, прорывающимся из такого уже дымящегося поджога, не придётся тогда противодействовать?

Посему разумнее и для всего государства благоприятнее справедливо воздать по заслугам неблагонадёжному, вероломному, клятвопреступному за все его бесчинства и за его смутьянство (s. 51), пока внезапный мятеж и раскол не разобщат государство, не обеспокоят подданных, не нанесут вреда и ущерба, а также (что хуже всего) не вовлекут вашего величества в намечающиеся уже превратности.

Посему мы не предвидим для вашего величества ничего иного, кроме как покарать зло, а всем нарушителям спокойствия воздать, как они того заслуживают сообразно их деяниям, и мы взываем к вашему величеству со всем усердием, дабы вы, оберегая ваш трон, благополучие королевского дома и покой любезного отечества, подвергли неотвратимой заслуженной каре оного Гуго как оскорбителя королевского величества.

Так невиновный Гуго был обвинён перед королём Карлом53 теми, чей язык таил змеиный яд злоумышления и драконову жёлчь зависти.