Особенность российских забастовок в угольной промышленности

На российских предприятиях, как и во всем мире, основной причиной трудового конфликта являются противоречия между работниками и работодателями. Но недовольство и жалобы работников традиционно выражались и разрешались в особом социальном контексте. Единственным работодателем в советский период было государство, во главе которого стояла коммунистическая партия. Профсоюзы, формально защищая интересы работников, играли роль «приводного ремня партии» и отвечали за организацию соцсоревнования, распределение путевок, товаров и т.п. Позиция директоров была размытой, т.к. они, с одной стороны, выполняли управленческие функции, осуществляли найм и увольнение работников, с другой стороны, были такими же наемными работниками и к тому же членами профсоюза. Отсутствие хозяйственной самостоятельности предприятий и постоянный дефицит сырья и материалов, необходимых для выполнения государственного плана, заставляли директоров сосредоточивать усилия на выбивании средств и финансов из вышестоящих отраслевых структур, являвшихся частью огромного государственного аппарата. Директора отождествляли свою позицию с позицией трудового коллектива, выступали от имени всего коллектива и не видели основы для классового конфликта внутри предприятия.

При капитализме профсоюзы и система производственных отношений обеспечивают институциональные рамки для мирного решения производственного конфликта. Забастовки являются одним из аспектов институционализированной системы ведения переговоров. В Советском Союзе профсоюзы представляли собой формальный канал представления интересов рабочего класса, но не обеспечивали реального выражения жалоб и недовольства работников в случае возникновения конфликтов на производстве. В связи с этим практические все трудовые конфликты трансформировались в личные конфликты и порождали личную неприязнь между участниками. Чаще всего в случае возникновения трудового конфликта между работником и администрацией предприятия работник вынужден был уйти. В редких случаях, когда в конфликт был вовлечен цех или бригада, мог быть наказан и переведен на другую работу кто-либо из руководителей цеха, участка или предприятия, как «не справившийся со своими должностными обязанностями». Однако и в первом, и во втором случае прекращение конфликта осуществлялось устранением представителей одной из сторон конфликта, но не устранением его причин. Советская производственная система не создала институциональных каналов для выражения работниками жалоб на работодателей.

Советская институциональная структура обеспечивала лишь возможность ведения переговоров с Центром по поводу получения от него и перераспределения им ресурсов. Профсоюзы могли участвовать в переговорах, выражая интересы работников в поддержку директоров своих предприятий или местных властей.

Таким был контекст, в который ворвалась забастовка 1989 г. Забастовка, начавшаяся на участке одной из шахты Кузбасса, быстро распространилась на весь город, затем на весь Кузбасс, затем на все угольные регионы и нашла отклик по всей стране, выражая противоречивые требования предоставить регионам свободу и ресурсы.

Несмотря на перестройку, радикальные преобразования в стране, реструктуризацию угольной промышленности и акционирование угольных предприятий, угольная отрасль по-прежнему получает государственные дотации. Это определяет заинтересованность директорского корпуса в участии профсоюзов в переговорном процессе и оказании давления на Центр для получения большей доли бюджетного финансирования. Накопленное недовольство работников руководители предприятий и местные власти научились канализировать и направлять против правительства, не неся при этом реальной ответственности за экономическое состояние предприятий.

Интерес руководителей предприятий определяет направление и формы выражения недовольства работников. Начинаясь, как правило, в виде стихийной забастовки, выступления работников через какое-то время возглавляются одним из существующих на шахте профсоюзов (Росуглепрофом или НПГ). После недолгих переговоров с директором собирается конференция трудового коллектива, на которой директор заявляет о том, что выполнение требований работников лежит вне его компетенции и поэтому они должны быть обращены к правительству. Директора способствуют выталкиванию конфликтов за рамки предприятий, после чего к экономическим требованиям добавляются политические. Конфликт политизируется, в него вовлекаются разнонаправленные политические силы, региональные власти, отраслевое руководство и российский комитет профсоюза. Каждый из участников выступает в роли лифта, который поднимает конфликт на уровень правительства, превращая трудовой конфликт в политический. Поскольку правительство, в свою очередь, политически неоднородно, разные силы используют получивший резонанс конфликт в своих целях, пытаясь изменить баланс сил и влияния в правительстве в свою пользу. Когда напряжение в обществе начинает создавать угрозу изменения баланса власти в стране, руководители правительства идут на финансовые уступки, выплачивают (или обещают выплатить) требуемые средства, и забастовка быстро прекращается.

Таким образом, социальный контекст способствует трансформации забастовки из феномена сферы трудовых отношений в механизм лоббирования отраслевых и региональных интересов и обусловливает вовлечение в трудовой конфликт противоборствующих политических сил. Завершение забастовки не ведет к изменению системы трудовых отношений, и через некоторое время недовольство работников вновь накапливается и прорывается в виде стихийных выступлений. Такова, на мой взгляд, модель шахтерских забастовок в России. Особое внимание в работе предполагается уделить взаимоотношениям в ходе забастовок профсоюзов и работодателей, поскольку во многом этим определяется форма выражения недовольства работников. В последующих главах будут рассмотрены случаи шахтерских забастовок на протяжении 10 лет: с 1989 по 1999 гг.