Истоки экологического кризиса в России

Достичь цели можно разными путями... Бездействие всегда одинаково.

Франклин Делано Рузвельт

Экологический кризис в нашей стране имеет типичные, характерные для всего мира причины. Вместе с тем ему присуща специфика, связанная с особенностями географических и исторических условий, социальных, экономических и политических факторов. В числе объективных особенностей экологической ситуации выделяется, во-первых, относительно низкий по сравнению с передовыми странами уровень дореволюционного российского промышленного производства, к тому же почти полностью разрушенного Первой мировой и Гражданской войнами.

Во-вторых, обширная территория, обилие различных природных богатств объективно способствовали поддержанию равновесия природных процессов даже при возрастающем антропогенном воздействии. Однако эффективная площадь, то есть благоприятная для заселения людьми часть территории (со средней годовой температурой выше -2° С и находящаяся на высоте ниже 2000 м над уровнем моря), в России, по расчетам В. В. Клименко, составляет 5,51 млн. км2, то есть всего треть от общей территории — 17,08 млн. км2, тогда как для США, например, эти показатели соответственно 7,89 и 9,36, Бразилии — 8,05 и 8,51, Австралии — 7,67 и 7,69, Китая — 5,95 и 6,60, то есть по размерам эффективной площади наша страна занимает лишь 5 место в мире [I].

Весьма распространенные суждения об исключительности российских просторов требуют существенных уточнений. Поскольку основная часть территории находится в зоне низких температур, ее растительный мир характеризуется повышенной ранимостью: вырубленные джунгли зарастают максимум через 5 лет, а для восстановления тайги и залечивания ран тундры требуются десятилетия.

В-третьих, хотя уже в середине прошлого века стали заметны опасные экологические признаки (эрозия почв в центральном и черноземных районах вследствие низкой культуры земледелия), существенный урон природе от деятельности промышленных предприятий до 30-х годов текущего столетия имел место лишь на отдельных сравнительно небольших территориях. Крупные техногенные нарушения окружающей среды в России возникли значительно позже, чем в Западной Европе и Северной Америке, но темпы их роста у нас были выше вследствие форсированной индустриализации.

В-четвертых, периодическое вовлечение страны в серьезные вооруженные конфликты, особенно в Первую и во Вторую мировые войны, не только наносило прямой урон окружающей среде, но имело еще более тяжелые, хотя и отдаленные экологические последствия, так как восстановление народного хозяйства требовало огромных дополнительных материальных ресурсов, которые могли бы пойти на природоохранные мероприятия. Кроме того, необходимость постоянного противостояния внешней угрозе способствовала нагнетанию атмосферы сверхсекретности, когда информация о последствиях аварий на атомных объектах, ядерных испытаний и об опасных уровнях загрязнений окружающей среды, возникающих по другим технологическим причинам, скрывалась от общественности, что способствовало безответственности лиц, виновных в возникновении экстремальных экологических ситуаций.

В-пятых, многовековая геополитическая и торгово-экономическая борьба России с многочисленными и сильнейшими конкурентами приняла в советский период самые острые формы. Характер тотального состязания с мировой системой капитализма, объективная логика которого требовала быстрейшего увеличения объемов производства любой ценой, в том числе и за счет окружающей среды, не позволял выделять достаточных ресурсов на природоохранные цели.

Субъективные причины экологической ситуации в нашей стране состояли, во-первых, в том, что вплоть до середины 60-х годов крупномасштабные решения фактически принимались на основе посылки о неисчерпаемости природных ресурсов и безграничной самовосстановительной способности уникальных российских просторов. Поэтому экологические аспекты, например преобладающее направление ветров, при проектировании крупных промышленных объектов обычно в расчет не принимались. К примеру, Новокузнецк проектанты рисовали в виде прекрасного города-сада, а жилищные массивы близ металлургических и угледобывающих предприятий — как образцовые, максимально благоприятные для обитания «соцгородки». Когда В. Маяковский писал: «Я знаю — город будет, я знаю — саду цвесть»,— он лишь отражал чаяния людей, создающих новый город. Сегодня Новокузнецк занимает второе (после Норильска) место в стране по загрязненности воздуха. Пафос индустриализации побуждал даже негативные ее стороны воспринимать как благо. Так, на одной почтовой марке был изображен ряд обильно дымящих заводских труб и лозунг: «Дым труб — дыхание Советской России». Подобная «индустриальная» идеология, «благословляющая» дым заводских труб, присуща не только эпохе социалис­тической индустриализации. Ее убежденным выразителем, например, с позиций за­щиты интересов капитала сравнительно недавно выступала Эйн Ренд, безоговорочно осуждая любые движения «зеленых» [2; З].

Во-вторых, бюрократизация и административно-нейтралистская регламентация всех уровней государственного управления, науки и средств массовой информации способствовали тому, что подавляющее большинство людей подчиняли свои дела и мысли задачам выполнения планов, достижения возможно более высоких производственно-экономических показателей любой ценой, при этом закрывали глаза на вполне очевидные негативные, в том числе экологические, последствия бурного роста промышленности.

В-третьих, в повседневной деятельности подавляющего большинства людей, независимо от их общественной роли и места в социальной иерархии, имеет место психологическая тенденция преувеличивать значение немедленных (сиюминутных), очевидных выгод и недооценивать последствия, возможность негативных результатов своих действий в более или менее отдаленном будущем. Выступления отдельных ученых против официально одобренных, предлагаемых и уже реализуемых экологически несостоятельных проектов (например, против строительства ЦБК на Байкале, реконструкции Каспия, поворота великих сибирских рек, массовой распашки целинных земель в Казахстане и тому подобное) были, по существу, гражданским подвигом.

В-четвертых, россияне, привыкшие к уникальным просторам, громадным природным богатствам, органически впитали в себя чувство экологической безопасности. Поэтому наши люди в своей массе ведут себя по отношению к окружающей природе гораздо беззаботнее, чем, скажем, немцы или японцы. Даже в 50-60-е годы, когда приобрели широкую известность факты трагических последствий загрязнения окружающей среды в Западной Европе и Японии, у нас довольно долго преобладали представления о том, что нашей стране подобные бедствия не угрожают уже в силу ее громадной территории, сравнительно невысокой плотности населения и значительно меньшей автомобилизации. Всесторонний учет всех этих особенностей необходимо принимать во внимание при изучении причин возникновения экологического кризиса в нашей стране и в поисках путей его преодоления.

Необходимо особо подчеркнуть, что, справедливо отмечая повышенную концентрацию природных ресурсов на территории России, некоторые авторы явно преувеличивают эту истину. Так, в книге бывшего министра культуры РФ В. Миронова говорится, что наша страна обладает 62% мировых богатств такого рода. Хотя если; говорить о конкретных видах ископаемых, водных или лесных ресурсах, то можно : найти довольно мало примеров, свидетельствующих о приближении к этой цифре или превышении ее.

В книге двух бывших министров СССР Е. Козловского и М. Щадова показывается, что широко распространенное мнение о самодостаточности сырьевых ресурсов России и полном обеспечении ими всех нужд страны не соответствует действительности. Некоторых видов сырья наша страна не имеет, а по многим другим запасы ограниченны или близки к исчерпанию.

Более того, даже представления о России как о колониально-сырьевом придатке в будущем могут оказаться слишком оптимистичными. Большинство минерально-сырьевых месторождений, расположенных в освоенных районах, разрабатываются интенсивно и близки к истощению. Многие богатые месторождения требуют для добычи сложных и дорогих технологий, освоения новых территорий и, самое существенное, больших транспортных затрат, организации работ в исключительно трудных климатических условиях, связанных с вечной мерзлотой, длительными морозными зимами и огромными заболоченными пространствами.

Учитывая, что по большинству видов минерального сырья в обозримом будущем имеются альтернативные источники в странах с более мягким климатом и вблизи морских побережий, можно ожидать заинтересованности развитых стран в вывозе такого, особенно нефтегазового, сырья из России только по демпинговым, крайне невыгодным с точки зрения наших национальных интересов, ценам, а также в закупках некоторых видов редких и благородных металлов. Организация же переработки сырья на месте с целью последующего экспорта при существующей социально-экономической и политической ситуации имеет мало перспектив, потому что возможна лишь на основе «дешевых» (особо вредных для здоровья людей и окружающей природной среды) технологий или же на основе относительно эффективных производств до полной выработки их технологического ресурса, которая из-за хронического недовозмещения основного производственного капитала стремительно приближается, что связано с нарастанием экологически вредных побочных последствий.

Поэтому России «светит» перспектива перевода из статуса колониально-сырьевого придатка Запада в категорию «лишнего» государства [4]. Поскольку значительная часть добываемого сырья вывозится за рубеж, а поступающие от экспорта средства расходуются в основном на непроизводительное потребление, сокращение добычи сырья, по поводу которого выражают беспокойство советские экс-министры, в сложившейся экстремальной ситуации, возможно, не беда, а благо.

Если в понимании производственно-технических и естественно-природных причин экологического кризиса среди ученых больше единства, чем различий, то социально-политические факторы этого кризиса трактуются нередко с противоположных идеологических позиций. Так, в советской литературе проводилась мысль о том, что разрушение природы — следствие частной собственности, строя, основанного на рыночных отношениях, а в условиях социализма экологические проблемы хотя и возникают, но не приобретают столь острого характера и успешно решаются в про­цессе планомерного управления.

В пользу той и другой позиции приводилось немало убедительных, на первый взгляд, примеров, доводов. Однако, как заметил Гегель, доводы можно находить в защиту чего угодно. Для того, чтобы установить истину в сложных, спорных вопросах, не дать ей затеряться в массе мелочей или громадном разнообразии борющихся

мнений, надо подходить к изучаемому предмету диалектически: во-первых, обеспечить объективность рассмотрения — брать всю совокупность внешних и внутренних отношений объекта в их целостности и противоречивости, а во-вторых, рассматривать познаваемый объект исторически — как, в силу каких причин он возникал, какие главные этапы развития проходил, чем именно является в настоящем — и соответственно прогнозировать будущее. Вместе с тем следует видеть в оппонентах не противников, а помощников в поиске истины, поскольку ответы на их аргументы и доводы помогают приближаться ко все более глубокому и конкретному уровню понимания проблем.

Бесспорно, в процессе индустриализации и последующего быстрого промышленного развития нашей страны природе был нанесен существенный ущерб, усугубленный повышенной энергоемкостью и материалоемкостью продукции.

Справедливо отметить, что повышенные энергетические затраты в нашей стране в значительной мере обусловлены не только бесхозяйственностью, но и тем, что Россия — самая холодная страна планеты (самые северные города Канады лежат на широтах Киева или Курска, в США можно встретить виноградные плантации вплоть до Великих озер и до самой границы с Канадой). Для того чтобы поддерживать такой же уровень жизни, как в Западной Европе, нам нужны удельные энергетические затраты в 2-3 раза большие. Кроме того, необходимость транспортировки сырья, полуфабрикатов, готовой продукции, людей на большие расстояния, обусловленная размерами страны, также связана со значительными дополнительными затратами энергетических ресурсов. Известный геолог Фарман Салманов заметил, что в нашей стране на уборку и расчистку дорог и городов ото льда и снега тратится топлива больше, чем во Франции на все грузовые автомобильные перевозки.

Но нельзя отрицать, что Советский Союз во многих отношениях являлся отнюдь не отсталой страной в природоохранном деле. Это вынуждены признавать даже его наиболее жесткие критики. «Хотя Советский Союз, — пишет Ф. Хайт, — совершенно справедливо заслужил репутацию чудовищного разрушителя природы, он одновременно поддерживал уникальную сеть заповедников, простирающихся от пустынь средней Азии до Арктической тундры. Эти 170 заповедников были совершенно недоступны для туристов и сохраняли удивительное разнообразие видов растений и животных». Они, подчеркивает Ф. Хайт, имеют не только национальное, но и большое мировое значение [5]. Вся эта гигантская сеть создавалась после 1917 года и даже в тяжелейшие годы Гражданской войны. Причем подавляющая часть новых заповедников была открыта за пределами Российской Федерации — в союзных республиках, в которых (в большинстве из них) до революции таковых не было вообще, что служит еще одним подтверждением несостоятельности культивируемого сегодня мифа о «русском империализме».

Бюрократизация партийной и государственной власти явилась главной причиной того, что нужные и верные по сути постановления по окружающей природной среде выполнялись все более формально — прежде всего ради отчетов. Из технико-экономических альтернативных проектов часто принимались не наиболее разумные, а наиболее удивляющие некомпетентных политических лидеров своей «грандиозностью». Поэтому эффективность природоохранных мер снижалась, а экологическая обстановка становилась все хуже.

Одной из главных стратегических ошибок государственного руководства народным хозяйством был отказ от принципа обеспечения опережающих темпов развития производства средств производства — группы «А», что мотивировалось, на первый взгляд, вполне разумными, гуманистическим соображениями: скорее обеспечить население товарами. На деле же результаты оказались противоположными. Именно об этом еще в 70-х годах предупреждали ученые. В частности, профессор К. К. Вальтух на математических моделях доказывал, что тенденция снижения объемов производственных инвестиций неизбежно приведет к физическому износу и ускоренному моральному старению технической базы, а следовательно, снижению темпов роста национального дохода и в конечном счете к ухудшению обеспечения населения потребительскими товарами и к обострению экологической ситуации в стране. Износ машин и оборудования означал увеличение их загрязняющего влияния на окружающую природу, а сдерживание развития производств группы «А» влекло сокращение возможностей создания современных ресурсосберегающих технологий и техники экологического назначения.

Правительство принимало немало важных и нужных постановлений практически по всему спектру экологических проблем, в том числе «О мерах по предотвращению загрязнения рек Волги и Урала неочищенными сточными водами» (1972 г.). В 1975 г. Верховный Совет СССР принял постановление «О мерах по дальнейшему усилению охраны недр и улучшению использования полезных ископаемых», в 1980 г. — аналогичные постановления «Об охране атмосферного воздуха» и «Об охране и использовании животного мира». На их исполнение выделялись немалые финансовые и материальные ресурсы, многое из намеченного сделано, но в целом выполнение их было неудовлетворительным прежде всего из-за существенных нарушений экономического механизма самой природоохранной деятельности.

Во-первых, «затратный» принцип хозяйствования, внедренный в народно-хозяйственный механизм, вопреки науке и здравому смыслу, волевыми решениями некомпетентных, но властных чиновников, побуждал все ведомства, связанные с охраной окружающей среды, использовать каждое касающееся их постановление высших органов власти для того, чтобы «выбить» как можно больше бюджетных средств и как можно больше их истратить, независимо от конкретных осязаемых результатов работы. Во-вторых, различные ведомства совмещали функции охраны и использования ресурсов: Министерство сельского хозяйства, например, отвечало за обеспечение охраны и рациональное использование земель, Минводхоз — за рациональное использование вод, за охрану их от загрязнения и истощения. Министерство рыбного хозяйства — за охрану рыбных запасов и богатств континентального шельфа. Но, так как каждое из этих министерств, в первую очередь, отвечало за выполнение планов по производству сельхозпродукции, строительству плотин и каналов, добыче рыбы, природоохранные задачи подчинялись производственным и чаще всего игнорировались.

Все высокопоставленные чиновники заявляют, что любят природу и в своей деятельности «охраняют» ее, как в свое время отмечали А. Л. Яншин и А. И. Мелуа, но только разными методами, преследуя различные цели. «Анализ многочисленных заседаний по экологическим вопросам в Совете Министров СССР поневоле приводит к выводу — министерства-загрязнители преследуют единую цель: как сделать так, чтобы принятые решения по охране природы не выполнялись» [б].

В 1990 г. впервые в истории СССР в мирное время произошло абсолютное снижение, по сравнению с предыдущим годом, национального дохода (на 4%), промышленной продукции (на 1,8%), сельскохозяйственной (на 2,9%) при росте на 14,2% номинальной средней зарплаты. За первое полугодие 1991 г., по сравнению с соответствующим периодом предшествующего года, национальный доход снизился еще на 12%, объем промышленной продукции — на 6,2%, производство продовольствия — на 8,5%, а денежные доходы, наоборот, небывало возросли — на 43%, в том числе в частном секторе почти на 200% [7]. Следовательно, дефицит товаров народного потребления в розничной торговле был планово организован.

Резкое ухудшение экономического положения в стране сразу же отразилось на природоохранной сфере, капиталовложения в которую уже в 1990 году снизились на 3%, причем значительную, если не основную, часть ресурсов, выделяемых на эти цели, поглощали теневые структуры главным образом в республиках Средней Азии и Азербайджана. Так, на мелиорацию земель этих регионов (при более чем скромных технико-экономических результатах ) с начала 70-х гг. было затрачено около 150 млрд. руб. — сумма почти равная всей выручке Советского Союза, полученной за данный период от экспорта нефти [8].

Между тем эффективность советской экономики падала прежде всего из-за недовозмещения основного капитала и недостатка инвестиций для технологического обновления производства. В 1975 г. износ производственных фондов в промышленности СССР составил 30%, в 1980 г. — 36%, а к 1990 г. достиг 46%, в том числе в черной металлургии — 53%, в химической и нефтехимической отраслях — 55%, что прямо сказывалось на увеличении загрязнения окружающей среды. В 70-е годы уже каждый седьмой рубль шел на воспроизводство природных ресурсов [9].

В качестве положительных тенденций можно отметить, что площади ежегодно культивируемых земель в 80-е гг. увеличились, по сравнению с 1976 г., примерно в 1,5 раза. В результате специальных мер количество выбрасываемых в атмосферу вредных веществ за 1981-1985 гг. сократилось на 5% (при росте на 17% объемов промышленной продукции), а за 1986-1990 гг. — уменьшилось на 20%, при увеличении объемов промышленной продукции на 13% [10]. Эти и некоторые другие позитивные сдвиги в природоохранном деле давали повод для широковещательных успокоительных заявлений. В частности, Ю. А. Израэль, отвечавший в правительстве СССР за работу экологических служб, фактически отрицал выводы ученых о наступлении экологического кризиса, ссылаясь на то, что «в нашей стране четко осознается опасность возможных негативных последствий на природу и принимаются действенные меры по регулированию взаимодействия человека с окружающей его природной средой» [11]. Информация об экологической ситуации давалась общественности в сильно урезанном виде, многое тщательно скрывалось. Если бы данные по ленинградской атомной катастрофе были известны атомщикам, Чернобыля бы не случилось, считает Алексей Яблоков.

От последствий Чернобыльской аварии к 1996 г. только на Украине умерло 125 тысяч человек, около 15 млн. оказались пораженными соматическими и психическими заболеваниями, радиоактивное облако накрыло более 20 областей Белоруссии, Украины и России, миллионы гектаров прекрасных элитных земель выведены из сельскохозяйственного оборота и перестали быть пригодными для проживания. На преодоление последствий аварии Белоруссия принуждена ежегодно тратить четверть государственного бюджета. Чернобыльская трагедия заставила общественность обратить внимание на сравнимые по тяжести последствия многолетних ядерных испытаний на Семипалатинском и Новоземельском полигонах, проводимых, как выяснилось, без достаточных мер безопасности, а также на последствия аварий на атомных объектах юга Урала и Сибири.

Население Советского Союза не пострадало, как Япония, от американских атомных бомбардировок, но ядерные испытания и аварии на атомных объектах, как теперь стало известно, имеют во многих отношениях более тяжелые последствия. Высокие дозы радиации ведут к нарушениям в организме, которые вызывают быструю смерть или сильные, легко обнаруживаемые патологические отклонения. При относительно небольших, но все же патогенных дозах радиации идет скрытое накопление отрицательного генетического груза, в результате чего последующие поколения в популяции могут все более «насыщаться» генетическими отклонениями.

Огромные плотины и искусственные моря, созданные на великих реках без достаточного учета социальных, культурных, экономических и естественно-географических условий, превратили цветущие районы Поволжья фактически в зону бедствия. Не замерзающий на протяжении десятков километров ниже плотины Красноярской ГЭС Енисей в условиях суровых сибирских зим вызывает резкое ухудшение окружающей среды в краевом центре и близлежащих районах. Почти 40 млн. советских людей в восьмидесятые годы жили в городах, где уровень загрязнения воздуха в 10 и более раз был выше ПДК. Около 10 млн. человек (среди них 3,5 млн. женщин) работали во вредных условиях.

Все это свидетельствует о том, что кризисная экологическая ситуация в СССР назревала, по-видимому, еще в 50-е — начале 60-х годов и затем достигла стадии обострения, несмотря на значительные и быстро растущие затраты на охрану окружающей среды. Общественная инициатива в природоохранном деле в большинстве случаев не получала достаточной поддержки со стороны партийно-государственного руководства или загонялась в жесткие формально-бюрократические рамки. Одним словом, вместо истинной, адекватной заботы о состоянии окружающей среды соблюдались лишь некие правила бюрократической игры в эту заботу.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Клименко В. В. Влияние климата и географических условий на уровень потребления энергии // ДАН. 1994. Т. 339. № 33.

2. Rand A. Capitalism: The Unknown Ideal. N. Y., American Library, 1967.

3. Rand A. The New Left: The Anti-Industrial Revolution. N. Y., Penguin, 1970.

4. Козловский Е. А., Щадов М. И. Минерально-сырьевые про­блемы национальной безопасности России. М., 1997.

5. Наука в Сибири. 1994. № 31.

6. Яншин А. Л., Мелуа А. И. Уроки экологических просчетов. М.: Мысль., 1991. С. 3-4.

7. Народное хозяйство СССР в 1990 г. М., 1991.

8. Наука в Сибири. 1993. № 36.

9. Федоренко Н. П., Реймерс Н. Ф. Природа и экономика // Проблемы оптимизации в экологии. М.: Наука, 1987.

10. Народное хозяйство СССР в 1985 г. М., 1986.

11. Марксистско-ленинская концепция глобальных проблем современности. М.: Наука, 1985.