Причины социально-экономического кризиса в России

В период экономического кризиса 1929-1933 гг., охватившего всю мировую систему капиталистического хозяйства, сокращение промышленного производства составило по разным странам от 30 до 45%. В России за 1991-1998 гг. промышленное производство сократилось более чем в 2 раза. В 1998 г., вместо обещанного 2-4-процентного роста, произошло дальнейшее сокращение. Притчей во язьщех был военно-промышленный комплекс, воплощавший в себе высокие научно-технические достижения. Он сократился в 5 раз, и соответственно было свернуто производство товаров народного потребления, составляющее около половины всей его продукции.

Производство сельскохозяйственной продукции снизилось на 40%, при тенденции дальнейшего сокращения, причем производство зерна уменьшилось почти вдвое при снижении урожайности. Вдвое сократилось потребление населением основных сельскохозяйственных продуктов. Среднее потребление пищевых калорий россиянином соответствует нормам потребления 11-летнего ребенка, не говоря о их качественном составе. Производство молока стало меньше на 68%. Заметим, что подобный спад в сельском хозяйстве имел место только в годы Великой Отечественной войны.

Валовый внутренний продукт в стране за 1990-1995 гг. упал на 40%, но доля производства товаров в его структуре снизилась с 60% до 50%, в то время как объем финансовых и посреднических услуг вырос в 180 раз. В структуре доходов населения доля оплаты труда снизилась с 69,9% в 1992 г. до 47% в 1994 г., тогда как доля доходов от собственности и предпринимательской деятельности возросла за период 1970-1990-1995 гг. с 4,6 до 12,9 и 44,0%. Доля же оплаты труда, наоборот, упала соответственно, с 80,6 до 74,1 и 39,3% в условиях трехкратного падения общего уровня доходов всего населения страны в целом. Эти структурные сдвиги свидетельствуют о том, что экономика России становится все в большей мере не производительной, а потребляющей.

Объемы производства необходимых обществу продуктов постоянно уменьшаются. Страна существует главным образом за счет накопленных ресурсов. Блага не столько создаются, сколько перераспределяются борющимися между собой «новыми русскими». Связь доходов с результатами труда разрушается [I].

Вместе с тем экономика все более приобретает черты зависимости от развитых стран, которые уже более века ведут политику, направленную на овладение природными ресурсами России. Еще на Берлинской конференции 1884-1885 гг. ведущими странами мира был принят акт, закрепляющий принцип «эффективной оккупации», суть которого сводилась к тому, что каждая страна обязана эффективно добывать сырье на своей территории и пускать его в мировой оборот. В том случае, если какая-либо страна по техническим или финансовым причинам не могла решать эту задачу, она должна была допускать к эксплуатации своих природных ресурсов другие страны и картели. В соответствии с этим Россия широко открыла двери для иностранного капитала. Однако ее попытки ограничить вывоз капитала и иностранную финансово-экономическую экспансию явились одной из главных причин вовлечения страны в русско-японскую, а затем Первую мировую войны.

Пользуясь тяжелым положением разоренной войнами молодой советской страны, ведущие империалистические державы пытались заставить ее продавать по бросовым ценам свои природные ресурсы и территории. После Второй мировой войны США навязывали нам «помощь» на еще более унизительных и грабительских условиях. Но если твердая политика советского государства срывала все эти планы и обеспечивала достойное положение вполне независимой мировой державы, то за годы «рыночных реформ» произошел стремительный отход от завоеванных позиций.

В 1995 г. удельный вес ресурсов, представляемых другим странам, в валовом доходе уже вдвое превышал уровень 1991 г. Из России вывозятся ценнейшие стратегические материалы и научно-технические разработки, а ввозятся в основном товары потребления, многие из которых производились прежде отечественными предприятиями. Так, практически оказалась разрушенной, за редким исключением, система птицефабрик, обеспечивавшая страну дешевым и добротным куриным мясом и яйцами, чтобы расчистить дорогу на российский рынок пресловутым «ножкам Буша», небезопасным для здоровья. В то время, когда в США в результате пропаганды здорового образы жизни и просто трезвого расчета население бросает курить, российские фирмы спасают американские табачные фабрики, скупая их продукцию. Стоимость ввезенных сигарет в 1995 г. в 1,3 раза превышала стоимость импортированной вычислительной техники и в 2 раза — автомобилей [2].

Доля машин, оборудования и транспортных средств в экспорте упала с 37,2% в 1985 г. до 8,5% в 1994 г. и 5,9% в 1995 г. Объем экспорта машинотехнической продукции в России в 7 раз меньше того, что был в СССР в 1990 году, но зато больше по вывозу сырья [З]. За бесценок распродаются уникальные производственные комплексы: «Норильский никель» с годовым доходом 3,5 млрд. долларов продан за 170 млн. долларов, за столько же продано крупнейшее месторождение золота с таким же годовым доходом. Машиностроение и переработка, производство электроэнергии, водный, речной и авиационный транспорт, объекты связи уже оказались в руках иностранных компаний и криминальных структур. Более 90% акций цветной металлургии принадлежит западным компаниям. Экспортно-сырьевой крен экономики означает усиление эксплуатации природных ресурсов и нагрузки на окружающую среду.

Как это делается, посмотрим на примере Братского алюминиевого завода. В 1995 году чистый доход этого предприятия составил 1,2 трлн. руб. На следующий год объем продаж значительно вырос, однако поступление налогов в федеральный бюджет сократилось в три раза, в областной бюджет — в четыре раза. Большая часть прибылей посредством офшорных компаний осела за границей. Остается, только добавить, что 71,5 процента акций принадлежит иностранным компаниям. Вредные выбросы хлористого фтора этого завода ставят город на грань экологической катастрофы. Практически у всех детей в возрасте до 10 лет, проживающих в радиусе 30 километров от завода, наблюдается патология нижних конечностей.

Более чем на 50% (а в Москве — на 80%) российский потребительский рынок обеспечивается импортом, приобретаемым за счет демпинговой распродажи ресурсов страны по ценам значительно ниже мировых. Тонна нефти, например, российскими «бизнесменами» продавалась за рубеж в середине 1995 г. на 38%, а кубометр пиломатериалов — на 68% дешевле. Примерно такая же ситуация сложилась с ценами на сталь, уголь, платину, золото, серебро, никель, изделия из дерева и т. п. [2].

Заметим, что в нефтедобывающих странах — Саудовской Аравии, Венесуэле — цены на бензин, например, в 15-20 раз ниже мировых. Аналогичное положение было и в СССР, благодаря чему страна не знала проблем с обеспечением топливом и энергией. «Подтягивание» наших внутренних цен до мирового уровня и выше, без соответствующего повышения зарплаты, осуществлено по требованию МВФ.

Покупательная способность рубля по официальной статистике в 1994 г. составляла по отношению к доллару США 859:1, а обменный курс был на уровне 4500:1, следовательно, доллар покупался в России по цене завышенной против реальной его стоимости в 5 раз. В феврале 1996 г. правительство выпросило у МВФ еще 10,2 млрд. долларов в долг, но по условиям этого займа Россия должна снять налоги на вывозимую нефть и другие энергоносители. В результате страна теряет по 3,5 млрд. ежегодно, то есть больше, чем получила за три года в долг, который к тому же возвращать надо с большими процентами.

Одновременно идет с «молотка» распродажа по демпинговым ценам природных богатств, главным образом по нелегальным каналам. Из титана, например, изготавливаются идущие на экспорт лопаты, взятками и самыми изощренными способами обходят таможни. Эстония, не имея на своей территории цветных металлов, по экспорту их заняла первое место в Европе, за что получала до 3 млрд. долларов в год.

Российские власти пытаются оправдывать развал экономики ссылками на тяжелое «наследство». Соглашаясь с утверждением Б. Н. Ельцина в его Послании (февраль 1996 г.) о том, что «в конце 1991 года страна находилась на грани экономической катастрофы и банкротства», необходимо подчеркнуть, во-первых, что такое положение, как было показано выше, возникло в результате нарушений объективных законов со стороны обюрократившегося высшего партийного и государственного руководства. Во-вторых, новое руководство не отводило страну от социально-экономической катастрофы, а делало все, чтобы приблизить ее и усугубить. В-третьих, в годы горбачевской «перестройки» резко снизился профессиональный и моральный уровень так называемого «директорского корпуса». Среди деловых качеств руководителей государственных и коллективных предприятий стали цениться не столько квалификация и компетентность, сколько умение «ладить», получать заниженные планы, скрывать резервы, фальсифицировать отчетность и давать взятки. Именно эти силы создали экономический кризис 1989-1991 гг., чтобы, пользуясь всеобщей дезорганизацией, присваивать общественную собственность, но не для организации более эффективной производственной деятельности, а для спекулятивных операций, личного потребления и вывоза ресурсов за рубеж [3, 167].

«Российская экономика вошла в 1991-1992 гг. «в штопор» не потому, что столь плоха была исходная база, — подчеркивает заместитель директора Института экономики и организации промышленного производства СО РАН проф. С. В. Казанцев, — и не потому, что к этому вела динамика прошлого экономического развития: развал экономики, утрата за четыре года половины ее валового продукта — следствие сознательно осуществляемой политики. Ведущую роль сыграли свертывание государственных капиталовложений, разрыв хозяйственных связей и разрушение отработанной системы товаропотоков и материально-технического снабжения, ликвидация системы управления экономикой, либерализация цен. Все эти факторы действовали одновременно, что дало синергетический эффект» [4].

Ситуацию в российском обществе, сложившуюся к 1996 г., ученые Института экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения РАН определили как социально-экономическую катастрофу, невиданную по глубине и продолжительности, которая стала закономерным следствием порочной государственной политики, последних лет. В итоге разрушается весь накопленный в стране потенциал цивилизации [4].

Объективная оценка итогов «ельцинских пятилеток» говорит о полном ее крахе в силу изначальной порочности «курса реформ». Успех политических сил, борющихся сегодня за экономическое, социальное и духовное возрождение страны, в огромной мере зависит от того, сумеют ли они предложить народам России убедительную экономическую программу, которая возможна лишь на основе оздоровления и быстрого подъема всего общественного производства.

Итак, современный российский капитализм — капитализм паразитический в экологическом и экономическом отношениях, по преимуществу потребительский, существующий за счет растраты природных ресурсов, а в социально-политическом отношении это капитализм компрадорский, спекулятивно-мафиозный, характеризующийся стремительным обогащением меньшинства за счет беспредельного ограбления большинства и вывоза капитала за границу — при постоянном уменьшении национального достояния страны. Все это в сочетании с тяжелейшими климатическими условиями дает основание оценить социально-экономическое положение России и ее народа как экстремальное [5].

Основные причины социально-экономической катастрофы, разразившейся в начале 90-х гг. в России, заключаются в антинациональном политическом курсе, начатом высшим партийно-советским руководством примерно с 1988 г. и резко усиленном новой властью, вставшей на позиции реставрации капитализма в нашей стране в его наихудших спекулятивно-мафиозных, колониальных формах.

Псевдорынок и псевдодемократия характеризуют современный этап российского развития. В этногенезе Л. Гумилев выделял фазу обскурации, «в которой пассионарное напряжение убывает до уровня ниже гомеостатического за счет значительного увеличения числа субпассионариев. Этнос существует за счет материальных ценностей и навыков, накопленных в предыдущую инерционную фазу. Расплодившиеся субпассионарии делают невозможной любую конструктивную деятельность, требуя только одного — удовлетворения своих ненасытных потребностей. Начинает господствовать императив «будь таким, как мы», то есть осуждается (а при возможности уничтожается) любой человек, сохранивший чувство долга, трудолюбие и совесть. Собственный императив субпассионариев «день, да мой» отражает их полную неспособность к прогнозу. В результате общественный организм начинает разлагаться: фактически узаконивается коррупция, распространяется преступность, армия теряет боеспособность, к власти приходят циничные авантюристы, играющие на настроениях толпы. Наступает депопуляция, численность населения к концу фазы обскурации онтогенеза значительно сокращается, частично этот процесс тормозится за счет притока представителей окраинных и чужих этносов, которые зачастую начинают доминировать в общественной жизни. Этническая система утрачивает резистентность и может стать легкой добычей более пассионарных соседей» [6].

Возникает впечатление, что это не прогнозы кабинетного ученого, а реальные зарисовки современного российского общества.

В августе 1998 года, признает академик Л. И. Абалкин, страна переступила порог экономической безопасности. Даже самые осторожные оценки ученых, в немалой степени лично ответственных за создавшуюся в стране ситуацию, подтверждают, что социально-экономическое положение России является экстремальным, то есть исключает какие-либо практически осуществимые государственные программы по существенному улучшению состояния окружающей природной среды и, тем более, по переходу на путь устойчивого развития. Позитивное решение экологических проблем возможно только при радикальном изменении социально-экономического и политического курса.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Казанцев С. В. От перераспределения — к созиданию // ЭКО.

1997. № 7.

2. Российская газета. 1996. 24 февр.

3. Ханин Г. И. Блеск и нищета российской буржуазии // ЭКО.

1998. № 11.

4. Казанцев С. В. Структурные изменения и экономический спад в России // ЭКО. 1995. № 11.

5. Моисеев Н. Н. Агония России. Есть ли у нее будущее? // Зеленый мир. [Спецвынуск]. 1996. № 12.

6. Гумилев Л. Н. Ритмы Евразии. М., 1993. С. 530-531.