Социальные болезни переходного периода

Россия уже второй раз в двадцатом веке переживает коллизии переходного периода. И наш отечественный опыт, и опыт других стран показывает, что такой период продолжается обычно 15-20 лет — время смены поколений. Есть основания полагать, что для России, если иметь в виду устойчивое развитие, формирование социально ориентированной рыночной экономики, сильного среднего класса, правового государства, гражданского общества, большая часть переходного состояния еще впереди. Следовательно, имеет смысл попытаться проанализировать особенности этого периода.

В сфере экономики все более или менее ясно. Реформаторы используют опыт, накопленный странами с классической рыночной экономикой. И совсем по-другому обстоит дело в социальной сфере, где нет прецедента перехода от сложившейся системы социалистического типа к качественно иному состоянию общества. Есть прецедент перехода страны от тоталитарной системы к демократическому гражданскому обществу в послевоенной Германии. Но там такой переход происходил в условиях побежденной, разрушенной и оккупированной страны. И совсем иное дело в России, где по многим параметрам при отставании уровня экономического развития социальная сфера развивалась лучше, чем во многих странах с рыночной экономикой, и все это отложилось в социальной памяти людей, особенно старших поколений.

Очевидно лишь одно: неустойчивая ситуация в стране будет длиться меньше, чем в начале века, поскольку: — в результате информационной революции темпы общественного развития не­измеримо ускорились; — в стране никогда окончательно не умирали рыночные отношения, которые сохранялись в подавленной нелегальной и полулегальной форме, как никогда не было монолитным и «социалистическое сознание народа».

Нынешний переходный период имеет свои уникальные особенности. Этот период реформирования, как и в любой другой стране, отличается экстремальностью политических и социально-экономических условий. Демонтируются одни экономические, политические, социальные механизмы общественной системы, на их месте возникают новые. Под вопрос поставлены и многие прежние нравственные ценности при том, что новые ценностные установки или еще не сформировались, или не являются таковыми для большей части российского общества. Что-то делается системно, при поддержке основной массы населения, но большая часть проводимых реформ этой поддержки не имеет и потому «продавливается» в полном смысле этого слова. Во всем этом можно разобраться, если попытаться оценить итоги развития нашей страны в последние десятилетия.

Систему, которая сложилась в результате социалистических преобразований, можно с полным основанием назвать этатической, государственнической. Для обеспечения своей эффективности она объективно была вынуждена использовать репрессивное государство и командную экономику. Этатическая система социалистической ориентации может в некоторых случаях быстрее и эффективней, чем даже общество, основанное на рыночной экономике, осуществлять задачи удовлетворения материальных и духовных потребностей людей на основе государственного патернализма, всеобщей уравниловки, порождая специфический тип личности с иждивенческой ориентацией.

Но вся история человечества пока обнаруживает, что общество, основанное на подобных принципах, где лишь немногие получают действительную выгоду от большей эффективности труда, общество, где правящая элита по любому поводу, не важно для какой цели, конфискует большую часть общественного богатства, длительное время устойчиво развиваться не может. В таком обществе основная масса людей попросту не заинтересована в прогрессе, в экономном использовании ресурсов и многом другом. Именно на этой основе постоянно возникают конфликты, в первую очередь, с творческой интеллигенцией, массовый характер приобретают диссидентство, эскапизм, накапливаются застойные явления. Одним словом, такая организация общества колоссальным напряжением всех сил, концентрацией ресурсов могла вырвать страну из нищеты, защитить в страшных войнах, и даже обеспечить технологический прорыв на отдельных направлениях, но не могла сделать ее по-настоящему богатой и процветающей.

Вот почему сегодня перед российским обществом стоит задача модернизации, экономического, политического, научно-технического обновления, осуществляемого путем последовательных и глубоких реформ. Смысл такой модернизации — переход от общества в его поздней индустриальной стадии к постэкономическому обществу. К сожалению, как и в предыдущие периоды своей истории, российская модернизация происходит в значительной мере под воздействием внешних факторов и внешних вызовов.

В процессе перехода к постэкономическому обществу — для этого используются и рычаги рыночной экономики, достижения информационной революции, плюрализм в политической и духовной жизни — меняется ведущий социальный тип личности да и сам характер человеческих отношений, ценностных ориентации.

На этом переломе отечественной истории важно выделить основной вектор российской цивилизации, чтобы в ходе реформ не переусердствовать и вместе с водой не выплеснуть ребенка только на том основании, что при рождении ему приклеили социалистическую этикетку. Реформируя российское общество, нельзя терять достигнутых позиций в сфере социальной защиты, образования, здравоохранения, культуры, спорта и др. Отношение к советскому прошлому от полного отрицания до полной поддержки, вплоть до оправдания массовых репрессий, и раскалывает сегодня российское общество практически по всем принципиальным вопросам реформирования.

Именно по этой причине сторонники реформ, торопясь пройти точку возврата, стали проводить их без оглядки на отношение к ним со стороны большей части российского населения, оппозиционных политических сил. Постепенно приучили и основную часть средств массовой информации к этой ненормальной ситуации. Никого не шокируют старики, роющиеся на помойках, дети, питающиеся одним комбикормом, шахтеры, голодающие вместе со своими детьми. Пенсия по старости ниже сложившегося прожиточного минимума — что это, как не геноцид в отношении старшего поколения?

Несогласие значительной части общества воспринимается как естественное состояние и позволяет реформаторам принимать очередные решения без учета мнений оппозиционных политических сил, большей части населения страны. Более того, такая позиция выдается за реформаторскую смелость. Это очень опасная ситуация, которая может привести к социальному взрыву и поставить под вопрос все, что было сделано, в том числе и разумного, в ходе политических, экономических и социальных преобразований.

Любое переходное общество всегда находится в экстремальной ситуации, для которой характерны явления, называемые социальными болезнями. Как нет абсолютно здоровых людей, так и нет абсолютно здорового общества. Весь вопрос в том, в какой степени общество поражено социальными заболеваниями.

К первой группе социальных заболеваний относятся безработица, нищета, организованная преступность, суицид, детская беспризорность, алкоголизм, наркомания и некоторые другие явления. Еще раз подчеркнем, что такие явления характерны и для самых благополучных в экономическом и социальном отношении стран.

Вторая группа — социальные болезни, обусловленные спецификой националь­ного уклада жизни.

Применительно к России это: — мессианство, чувство национального превосходства, нарциссизма, обусловленное спецификой православия, считающего себя единственным законным наследником аутентичного (византийского) христианского канона («Москва — третий Рим, а четвертому — не бывать»); — экспансионизм, ориентация на безграничное территориальное расширение, причудливо трансформировавшееся в специфически российское государственничество, державность.

Этот перечень аберраций национального сознания, активно формировавших российское самосознание, можно продолжить. К данной группе относятся и социальные болезни, приобретенные обществом в советский период: — массовое воровство, глубоко укоренившееся в бытовом укладе жизни; — массовый вандализм, ограниченный, и то лишь в какой-то мере, не нравствен­ным чувством, а единственно страхом наказания (от бытового уровня — исписанные стены, оторванные трубки таксофонов и т. д. — до глобального — уничтоженная природа огромных территорий страны, массовое браконьерство); — безответственность и иждивенчество; — сервилизм (по отношению к вождю, государству, начальнику, продавцу и т. д.), вызванный как экономическими причинами, так и нагнетаемым длительное время отказом от индивидуального в пользу коллективного. Человек с советской ментальностью, отказавшись от права собственности и многих других прав, ожидает от государства удовлетворения почти всех своих потребностей.

Часть этих явлений обусловлена консервацией многочисленных элементов феодальных социальных отношений; часть — прямое следствие идеологических установок специфически российской формы марксизма. Фактом является одно — их обострение в условиях социальной модернизации.

Наконец, могут быть выделены социальные болезни, порожденные самим периодом перехода от одного общественного уклада к другому. Среди них (перечень заведомо неполон) можно назвать: — страх индивидуализма (индивидуальной ответственности, инициативы, сознания и действия), где индивидуализм отождествляется с одиночеством, которое действительно является дисфункцией личного и социального бытия; — ностальгия по патернализму как форме внешней ответственности за жизнь конкретного индивида; — формирование менталитета «социальной жертвы» (в стране сегодня на вопрос «как жизнь?» редко кто дает оптимистический ответ, причем независимо от реального состояния дел — немодно быть благополучным, могут «не так понять») и более того — чувства извращенной удовлетворенности этим состоянием и умонастроением; — как интегрирующее — социальная дезадаптация, т. е. утрата адекватного восприятия социальной реальности, формирующая специфическую для современного российского общества форму эскапизма.

Все эти явления характеризуют не области чистого сознания, они реализуются в коллективных и индивидуальных социальных действиях, прежде всего протестного и алармистского характера.

К числу специфически «переходных» социальных болезней можно отнести и следующие:

— консолидация носителей девиантных форм поведения, приводящая к массовой организованной преступности (то же было и в «смутное время», и в 20-е годы в России, и в США эпохи «сухого» закона и рузвельтовской модернизации);

— явления массового сознания и поведения, обусловленные неадекватным динамике общественного богатства социальным расслоением общества (трудно подобрать им вербальный эквивалент, поскольку назвать это «социальной завистью» было бы и слишком просто, и слишком неточно);

— бродяжничество, ставшее для многих людей следствием социальной дезадаптации к изменяющемуся миру.

Очевидно, что эти явления (социальные болезни), относящиеся ко всем трем группам, находятся в активном взаимодействии, тесно переплетены, являя в целом картину социально нездорового общества.

Таким образом, социальными, или общественными, болезнями становятся те негативные явления общественной жизни, которые формируются в основном под воздействием определенных социально-экономических факторов. Общество переходного типа — общество в экстремальном состоянии, и в нем неизбежно обостряются все известные социальные болезни. Но имеются и критические точки, критические линии, за которые общество не может переходить в любом случае. Здесь можно поставить вопрос о социальной цене реформ.

У нас есть основания утверждать, что российское общество по многим параметрам социальных заболеваний перешло допустимые критические линии и социальная цена реформ становится неприемлемой для большинства населения. В стране почти 2 миллиона беспризорников (это на уровне 1918 года), 530 тыс. сирот, от 1,5 до 2 млн. детей и подростков нигде не работают и не учатся [1].

Максимальный уровень самоубийств был зарегистрирован в Шри-Ланка — 47 на 100 тыс. человек в 1991 году. В России в 1994 году уровень суицидов приблизился к максимальному и составил 42 случая на 100 тыс. населения. Причем все это происходит на фоне интенсивной депопуляции населения. Условный коэффициент депопуляции — отношение числа умерших к числу родившихся — составил 1,63, а предельное критическое значение в мире на 1990 год было равно 1. На фоне резкого сокращения средней продолжительности жизни (для мужчин — 58 лет, для женщин — 71) нарастает удельный вес лиц в возрасте старше 65 лет. Этот коэффициент составляет в России 11 процентов, предельное критическое значение в мире — 7 процентов.

Оценивая состояние здоровья населения, следует учитывать, что за годы реформ потребление основных продуктов питания сократилось почти вдвое. Зато потребление алкоголя в России составляет 14-18 литров абсолютного алкоголя на человека в год (критическое значение в мировой практике — 8 литров). В настоящее время на учете состоят 2,2 млн. алкоголиков и 70 тыс. наркоманов. По мнению тюменского ученого С. Г. Олькова, чтобы получить точную информацию, нужно официальные данные увеличить в 3-3,5 раза по алкоголикам и в 10 раз по наркоманам. И тогда число алкоголиков и наркоманов приближается к 10 млн. человек [2].

Происходит, в полном смысле слова, взрыв социально обусловленных заболевании: туберкулезных, венерических, особенно среди детей и подростков. За годы реформ заболеваемость сифилисом возросла в 15 раз, а среди подростков — в 20,6 раза, число смертей от употребления наркотиков — в 12 раз, а среди детей и подростков — в 42 раза. «Туберкулез резко потяжелел, возбудитель стал особенно агрессивен, существенно усилилась вирулентность, что свидетельствует о наступлении его пандемии...» [З].

Таким образом, в России сейчас сложилась ситуация, когда каждое новое поколение меньше по численности поколения своих родителей и не может восполнить убыли населения. Подобный тип воспроизводства населения характерен только для России и не отмечался ранее ни в нашей стране, ни в других странах мира даже во время войн.

Опыт Тюменского госуниверситета убеждает, что даже при минимальных затратах можно изменить сложившееся положение. Взять, например, обязательные профилактические осмотры студентов. В 1997 году с профилактической целью обследовано 94 процента студентов, выявлено 50 процентов с различного рода заболеваниями и только 44 процента здоровых. Регулярные занятия — хотя бы два раза в неделю — физической культурой и минимум медицинской помощи заметно меняют ситуацию к лучшему. Комиссия квалифицированных специалистов, изучавшая состояние здоровья студентов университета, отметила на Ученом совете улучшение у студентов основных показателей от первого к четвертому курсу. Показатели общей заболеваемости студентов в 1997 году снизились, по сравнению с предыдущим годом, на треть, и в первую очередь, по таким, группам, как психические расстройства и инфекционные заболевания. Устойчивое снижение общей заболеваемости студен­тов отмечается в университете уже 4 года.

Дело еще и в том, что общая экономическая и социальная ситуация в Тюменской области, в том числе и по социальным болезням, выгодно отличается от общероссийской и соседних регионов. Но это слабое утешение, если учитывать, что динамика этих явлений носит негативный характер.

В целом по области за два последних года еще наблюдается некоторое превышение рождаемости над смертностью, а вот по югу области коэффициент депопуляции составляет 1,4 (на 9 родившихся приходится 13 смертей).

Есть основания утверждать, что по всем основным видам социальных болезней Россия перешла критические границы и состояние здоровья российского населения можно оценивать как катастрофическое.

Такая ситуация могла сложиться только потому, что при проведении рыночных реформ практически не просчитывались социальные последствия, расчет был на долготерпение народа. Виновата экономическая и социальная наука, которая не показывала реформаторам в каждом отдельном случае критические линии, за которые заходить просто нельзя. Одним словом, не была закреплена общественным договором приемлемая социальная цена реформ. Причем российское общество находится как бы под глубоким наркозом — коррупция государственных чиновников, ужасающая нищета стариков, невыплата заработной платы, способные вызвать немедленный и массовый взрыв возмущения в любом демократическом обществе, воспринимаются в России фаталистически, как нечто неизбежное.

Более глубокий анализ позволяет обнаружить десятки других негативных социальных явлений, возникших в ходе реформирования. К ним можно отнести поражающие воображение масштабы эмиграции квалифицированных научных кадров. Из Санкт-Петербурга за последние годы выехало на постоянную работу в другие страны больше половины руководителей крупных научных школ вузов и научно-исследовательских институтов. Больше того, социологические исследования последних лет показывают ориентацию студентов на работу в других странах.

Социальные достижения переходного периода, возможно, не так ярко проявляются, как его социальные болезни, но и они, безусловно, существуют. К их числу можно отнести:

— значительный скачок в уровне жизни некоторой части населения, позволяющий с оптимизмом смотреть на решение задачи формирования «среднего класса». Количественными индикаторами этого явления, по мнению большинства исследователей, являются: резкий рост числа автомобилей (в 2,5-3 раза в расчете на семью), расходов на приобретение бытовых предметов длительного пользования (цветных телевизоров, видеомагнитофонов, PC, аудиоцентров, причем неизмеримо более высокого, чем в советские времена, качества), расходов на семейный отдых, в т. ч. с выездом за границу (по оценкам специалистов, не менее 10 млрд. долларов США ежегодно);

— рост индивидуальной инициативы и общественных возможностей ее реали­зовать;

— рост социальной и индивидуальной ответственности как в экономическом, так и в бытовом поведении (все это еще должно найти воплощение в росте политической, прежде всего электоральной, ответственности, т. е. в формировании менталитета позитивного консерватизма).

Можно продолжать в том же духе, хотя мы не стремимся сформировать исчерпывающий перечень. Не в этом дело. Видимо, каждой обострившейся «социальной болезни» соответствует свое «социальное достижение», чему, помимо всего прочего, учит диалектический способ мышления.

Социальные издержки, социальные болезни неизбежны в обществе, переживающем коренное реформирование своих политических и экономических основ. Это аксиома. А вот другой аксиомой должно быть установление социальных параметров, определяющих социальное самочувствие населения, которые переходить нельзя ни при каких обстоятельствах. И деятельность любых реформаторов, органов государственной власти и местного самоуправления должна оцениваться, в первую очередь, по таким социальным параметрам. Кому нужны реформы, в результате которых вымрет одна половина населения, а вторая останется с отягощенным генофондом?

В каждом регионе необходимо наладить мониторинг социального самочувствия населения, иметь индикаторы основных социальных заболеваний, вести постоянный диалог с органами государственной власти и местного самоуправления. Эту работу кроме органов государственной власти, которые не всегда заинтересованы в объективной картине, могут выполнять ученые, средства массовой информации, общественные движения.

Весь смысл такой работы заключается в том, чтобы отойти от пропасти, у края которой находится значительная часть населения страны. Возможно, и ценой приостановки части реформ, намеченных в жилищно-коммунальном хозяйстве, образовании, здравоохранении. Главное, чтобы научный анализ социальных болезней российского общества не политизировался до предела, не отдавался на откуп политическим партиям. Для этого надо, чтобы авторитетные экономисты, социологи, демографы объективно анализировали эти процессы, возможные социальные последствия проводимых реформ. Важно также, чтобы и власти предержащие за такую горькую, но очень необходимую правду не клеили ярлыки антиреформаторов, политических оппонентов, не перекрывали источники получения необходимой информации.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Комсомольская правда. 1998. 5 мая. С. 7.

2. Ольков С. Г. Начала точной юриспруденции и принципы со-циокультурной селекции. Тюмень, 1997. С. 533.

3. Урсов И. Г. Эпидемиология туберкулеза. Новосибирск: Со РАМН, 1997. С. 97-102.