Динамика объема государственных

дотаций в угольную промышленность России

По расчетам «Росугля», суммы госдотаций покрывали от 40 до 60 % необходимых для поддержания жизнедеятельности угольной отрасли. Расчеты «Росугля» до деталей совпадали с расчетами Росуглепрофсоюза, и во всех организованных Всероссийских акциях главным было требование увеличения уровня госдотаций до цифры, определенной «Росуглем».

Борьба шахтеров за сохранение и даже за увеличение уровня госдотаций в отрасль была важным фактором в борьбе различных политических сил внутри правительства, в нашем случае – между сторонниками «Росугля» и проводниками политики Мирового банка. В результате детального изучения ситуации в угольной отрасли России специалисты Мирового банка порекомендовали российскому правительству ликвидировать компанию «Росуголь» для оздоровления системы управления угольной промышленностью. Поскольку инициатором привлечения зарубежных специалистов к сбору материала был сам «Росуголь», рекомендация Мирового банка была воспринята им с понятной обидой. С момента публикации первого доклада Мирового банка (ноябрь 1993 г.) началась борьба между ним и «Росуглем» за влияние на политику правительства и за право распределения государственных дотаций. Росуглепроф оказывал полную поддержку «Росуглю» и воинственно выступал против программы Мирового банка (см.: Позиция Росуглепрофа. 21 сентября 1994 г.), хотя практика «Росугля» в сфере закрытия шахт была гораздо более жесткой, чем предложения Мирового банка[13].

Поскольку, несмотря на решительный настрой некоторых руководителей[14] правительства проводить радикальные угольные реформы, ликвидировать «»Росуголь» с ходу не удалось, а подготовка к выделению кредита продолжалась, Мировой банк предпринимает попытку создать альтернативную структуру, независимую от «Росугля», через которую планирует распределять угольные займы. С этой целью в сентябре 1995 г. прорабатывается идея создания Фонда «Реформуголь». Первоначальная идея, под которую создавался Фонд, была глобальна: распределять через него не только займы Мирового банка, но и весь объем госдотации в угольную отрасль России. С российской стороны переговоры с Мировым банком вел выходец из рабочего комитета Новокузнецка, директор угольного департамента Министерства экономики Игорь Кожуховский – личный неприятель Малышева и главный претендент на распределение средств господдержки и кредитов Мирового банка. Однако и эта затея провалилась. Более того, средства первых двух займов были отданы в госбюджет, откуда разошлись по каналам «Росугля». В результате «Реформуголь» получил довольно скромный статус подразделения, занимающегося выделением средств[15] на пилотные проекты, а также мониторингом реструктуризации угольной промышленности[16] с передачей отчетности Мировому банку. Проведенная «Реформуглем» в январе 1996 г. проверка обнаружила нецелевое использование средств займов Мирового банка. Это вновь привело к обвинению «Росугля» как структуры, вредной для проведения реформ, и требованию закрыть «Росуголь». В этих условиях поддержка Росуглепрофсоюза была для «Росугля» наиболее важной, так как это была единственная сила, заинтересованная в существовании централизованного финансирования угольной отрасли, неподчиненная правительству и способная ему противостоять[17].

В октябре 1997 г. Постановлением правительства РФ компания «Росуголь» (Указом №168 от 2.02.96 г преобразованная из государственного предприятия в открытое акционерное общество) была ликвидирована[18]. Однако радость сторонников политики Мирового банка длилась недолго. Сразу же после ликвидации «Росугля» со стороны Росуглепрофсоюза стали звучать требования о воссоздании центрального отраслевого органа в лице Минуглепрома (Пленум Росуглепрофсоюза, октябрь 1997 г.) В ходе «рельсовой войны» (май-июнь 1998 г.) и последующего пикетирования здания правительства оказалось, что в правительстве некому вести переговоры с угольщиками, т.к. разные вопросы угольной сферы относятся к разным департаментам Министерства топлива и энергетики. Это означало давление бастующих шахтеров напрямую на руководителей правительства и президента без смягчающего посредничества «Росугля». Учитывая неприятные для себя политические последствия, правительство РФ принимает решение[19] о восстановлении единого органа управления угольной отраслью в виде Государственного комитета по углю. Возглавил Госкомугля бывший заместитель генерального директора «Росугля» А.Саламатин, тем самым возвратив утраченную власть той же структуре, но под новым названием.

Поскольку на федеральном уровне активным субъектом переговорного процесса является Росуглепроф, особый интерес представляет то, как проходили организованные им забастовки и какой была логика поведения социальных партнеров в лице отраслевого руководства и Росуглепрофа при организации последним всероссийских акций протеста против политики правительства России.

5.3 Всероссийская забастовка угольщиков:

Февраль 1995 г.

В протестной активности угольщиков год за годом повторяются одни и те же сезонные всплески:1) борьба за подписание ОТС; 2) борьба за более высокий объем госдотаций в госбюджете; 3) борьба за выбивание денег, положенных в соответствии с подписанными ОТС и бюджетом. Как правило, это соответствовало сезонам: 1) начало зимы, 2) февраль – начало весны и 3) сентябрь-начало октября. Со временем, когда правительство стало стараться принять (или хотя бы утвердить в первом чтении) госбюджет до начала нового финансового года, активность профсоюзов совпадала с одновременной подготовкой к принятию бюджета и подписанию ОТС. Весенняя волна забастовок с этого времени связывается не с принятием бюджета, а с внесением в него изменений. Начиная с 1995 г. предлагаемый правительством объем дотаций примерно на 40 % был ниже того, который предлагался «Росуглем» и Росуглепрофом как необходимый для выживания отрасли. В последних числах декабря шахтеры обычно получали часть долгов по зарплате, что обеспечивало для правительства спокойную встречу Нового года. К концу января в регионах начинало зреть недовольство, которое сдерживалось как директорами, так и профлидерами, объяснявшими, что нет смысла бастовать одному предприятию и надо потерпеть до совместного выступления. К концу февраля долги по зарплате снова накапливались, отопительный сезон подходил к концу, и это было сигналом для угольщиков, что если не забастовать сейчас, в теплое время года никто не обратит на них внимания. Рабочие начинали требовать выплаты долгов по зарплате, а профсоюзы и «Росуголь» давить на правительство, требуя увеличения угольщикам уровня государственных дотаций.

В ходе проведенных всероссийских забастовок всегда ставился главный вопрос о выплате долгов правительства в соответствии с ОТС. Однако это означает выплату объема госдотаций «Росуглю» (Госкомуглю), но не решает реально проблемы получения всей зарплаты рабочими. Получалось, что даже в том случае, если бы правительство погасило все свои долги, шахтеры все равно бы не получили зарплату полностью.

Причиной февральской забастовки явились многомесячные задержки выплаты заработной платы. Они стали хроническими, и весь 1994 г. прошел под флагом локальных забастовок, которые порой охватывали одно-два угледобывающих предприятия, порой выхлестывались на уровень региона. Такими были, например, забастовка в Челябинской области в феврале-марте 1994 г., в которой приняло участие большинство шахт Челябинского угольного бассейна, апрельская забастовка на шахте «Южная» в Воркуте, отдельные забастовки в Кузбассе (ш. «Судженская»), в Тульской области (ш.«Никулинская») и т.д. Можно сказать, что правительство и «Росуголь» применяли тактику провоцирования микровзрывов с дальнейшим их погашением. Это приводило к изматыванию сил горняков и их профсоюзов и превращало подготовку и проведение забастовки во все более сложное дело (имеется в виду организованная, а не стихийно вспыхивающая забастовка). В регионах директора предприятий принимали участие во всех мероприятиях забастовщиков, поддерживая их требования и нацеливая на необходимость проведения всероссийской забастовки[20]. Основным требованием была выплата зарплаты. Когда рабочие выдвигали в качестве главного требования к правительству «погасить долги!», нередко оно тактично снималось руководителями, поскольку на тот момент правительство выплатило долги многим регионам, и речь шла не только о выдавливании дополнительных средств из Центра[21], но и о получении дополнительных налоговых льгот, отсрочках платежей в бюджет и т.д. К этому времени влияние лидеров рабочего движения сошло на нет, уступив место возможностям политических партий[22].

Проведенное 30 марта -1 апреля 1994 г. пикетирование[23] шахтерами здания российского правительства заставило первых руководителей страны пойти на уступки. В ходе переговоров правительства и забастовщиков был принят график выплаты заработной платы, который выполнялся в течение 3-4 месяцев. Затем наступило лето, пора отдыха, и первый в то время вице-премьер российского правительства Александр Шохин передал контроль над выполнением графика менее авторитетным официальным лицам. В результате в сентябре задержка выплаты зарплаты вновь достигла 3-4 месяцев, и в горняцких регионах недовольство стало стремительно нарастать.

На проведенном в октябре 1994 г. расширенном президиуме Росуглепрофсоюза обсуждался вопрос о повторении пикетирования. Угроза пикетирования совпала с «черным вторником»[24]. Напуганное правительство решило не усугублять и без того накалившуюся обстановку. Был составлен график выплаты задолженностей угольщикам, подписанный на этот раз первым вице-премьером Олегом Сосковцом. График предполагал выплату заработной платы и погашение долгов правительства до конца 1994 г.

В ноябре 1994 г. Госдума обсуждала предложенный правительством бюджет на 1995 г. На заседании Думы выступал генеральный директор «Росугля» Юрий Малышев, настаивавший на увеличении объема госдотаций в угольную отрасль. Когда работа по подготовке бюджета перешла в завершающую стадию, Шафраник встретился с представителями Госдумы и предложил вообще отказаться от термина «государственная поддержка» и увеличить объем финансирования, направив его на реструктуризацию угольной промышленности, т.е. на закрытие 42 шахт[25]. Принятие этого предложения означало бы полную реализацию планов правительства отказаться от государственного финансирования угольной отрасли. Поскольку строка госбюджета «господдержка» ликвидируется на 1995 год убирается, то потом ее просто не будет. Вполне резонным станет аргумент «в прошлом году вы обошлись без господдержки, с какой стати выделять ее в нынешнем году. Можем опять выделить на реструктуризацию». Значит, деньги будут выделяться только на закрытие шахт и выплаты денежных компенсаций..

Борьба за принятие бюджета приняла ожесточенные формы. Во время одной из встреч с министрами премьер (Черномырдин) сказал: «Кто за бюджет, тот работает. Кто против – тот не работает». В связи с требованиями угольщиков, входящими в структуру Минтопэнерго, увеличить объем госдотаций и, следовательно, пересмотреть бюджет положение Шафраника на посту министра топлива и энергетики стало очень неустойчивым: «Три министра поставили свои подписи под требованием сместить меня с должности, так как я неправильно понимаю курс реформ». Самосохранение стало для Шафраника главным пунктом. Он согласился с бюджетом, что означало, что он «сдал» угольщиков. Стремясь как-то загладить свою вину перед ними, Шафраник пообещал начать решение проблемы неплатежей между предприятиями, относящимися к ведению ТЭКа. В связи с этим в зоне острой критики со всех сторон оказались энергетики – главные должники угольщиков. Был поставлен вопрос о том, что если энергетики не будут расплачиваться, будет заменен весь Совет директоров единой энергетической системы – РАО ЕЭС России[26]. Таким образом, борьба за выбивание денег из Центра вскрыла разногласия между различными уровнями управленцев топливно-энергетического комплекса, обострила внутреннюю борьбу за средства бюджета между различными группами внутри правительства. При этом как Малышеву, так и Шафранику было выгодно возмущение низов, так как это усиливало их позиции в глазах первых лиц правительства, давало дополнительный козырь в борьбе за кусок бюджета и выводило их лично из-под критики, т.к. они всего лишь «озвучивают» требования простых шахтеров. Интересно, что Малышев пользовался такой поддержкой шахтеров для давления на Шафраника, а Шафраник – для давления на высшие эшелоны правительства[27].

В декабре 1994 г. уже было ясно, что правительство не собирается выполнять взятые на себя обещания. На совещании председателей профкомов российского профсоюза угольщиков (20-21 декабря) председатель Ростовского теркома профсоюза Владимир Катальников предложил начать общероссийские акции в январе 1995 г., не дожидаясь наступления весны. Однако его выступление не получило поддержки, так как руководство проф­союза опасалось возникновения дополнительных трудностей при подписании Отраслевого (тарифного) соглашения на 1995 г.[28] Работа по подготовке ОТС проходила довольно успешно[29], и 18 января оно было подписано[30].

Поскольку правительство не торопилось выполнять свои обязательст­ва, обстановка в регионах оставалась очень напряженной. Государственный бюджет на 1995 г. был принят, определив сумму госдотации в размере 6,3 трлн руб. вместо 10 трлн руб., на чем настаивали «Росуголь» и профсоюзы. 1 февраля крупнейший Ростовский терком[31] решил начать забастовку. Были выдвинуты чисто экономические требования, которые в ходе забастовки дополнились политическими[32]. 31 января на совместном заседании НПГ и Росуглепрофа Воркуты оба профсоюза приняли решение о проведении за­бастовки 6 февраля. Стоит отметить, что никакой координации действий между Ростовской и Воркутинской организациями не было. Обычно связь осуществляется через российский комитет, кроме того, председатели тер­комов общаются на встречах и всевозможных мероприятиях, организуемых РК.

2 февраля состоялось заседание президиума профсоюза. На нем присутствовало большинство председателей теркомов. Заседание было плановым, но главный и практически единственный вопрос, который был поднят, – это отношение к забастовке и последующие действия профсоюза. В соответствии с заранее утвержденной повесткой он был сформулирован так: «О действиях Росуглепрофсоюза в связи с невыполнением правительством России своих обязательств». Уже начавшаяся забастовка в ростовчан, решение воркутинцев бастовать и общий боевой настрой регионов предопределили дальнейшие действия. Президиум принял обращение к бастующим горнякам «Ростовугля» с поддержкой их требований и объявил о проведении суточной предупредитель­ной забастовки 8 февраля и подготовке к пикетированию 27 февраля – 1 марта здания российского правительства.

Характерно, что начиная с 1994 г. в ходе забастовок все меньше выдвигаются требования повышения заработной платы; речь обычно идет лишь о ее индексации с учетом высокой инфляции и выплате долгов. Проблема многомесячных задержек выплаты заработной платы стала с этого времени для рабочих проблемой № 1. При этом, как это ни парадоксально, с накоплением долгов по зарплате возрастала и зависимость работников от директоров[33].

Самым трудным на заседании президиума оказалось сформировать единые требования для выхода на всероссийскую забастовку. Встал вопрос о том, выдвигать экономические или политические требования. За исключением тульского теркома, председатель которого заявил, что у них освистывают тех, кто выступает с политическими требованиями[34], все остальные согласились с тем, что без политических лозунгов поднять людей на забастовку будет невозможно. Наиболее активным сторонником политический требований выступал Юрий Вишневский, председатель воркутинского Совета федерации профсоюзов. Он объяснял это таким образом: «У нас одни получили зарплату за декабрь, другие до сих пор не могут получить денег еще за октябрь. Если мы выдвинем только требование выплаты заработной платы, находящиеся в благополучном положении шахты нас не поддержат, в то время как на политические требования откликнутся все». В результате было принято компромиссное решение провести забастовку и пикетирование с экономическими требованиями, с последующим выходом, в случае их неудовлетворения, на забас­товку с требованиями отставки правительства и перевыбо­ров президента[35]. В ходе обсуждения со стороны регионов дважды звучало предложение внести в список требований отставку генерального директора «Росугля» Малышева, однако оба раза они были отклонены лидерами Росуглепрофа[36].

Стоит подчеркнуть, что, несмотря на прозвучавшие со стороны прави­тельства обвинения в адрес горняцкого профсоюза, Росуглепроф не был связан ни с коммунистами, ни с демократами, ни с какими-либо другими полити­ческими силами, «желающими въехать в Кремль на плечах шахтеров». По словам Виталия Будько, профсоюз готов сотрудничать с любым правитель­ством, которое выполняет взятые на себя обязательства. Поэтому требо­вания отставки правительства и перевыборов президента продиктованы экономическими, а не идеологическими причинами[37].

Поскольку подготовка к всероссийской забастовке шла на фоне всеобщего осуждения начала военных действий против Чечни и обострившейся борьбы внутри правительства, для команды Ельцина становилось опасным появление еще одного дестабилизирующего фактора в виде шахтеров. Все связанное с подготовкой к забастовке отслеживалось правительственными структурами и оперативно освещалось средствами массовой информации. На заседании президиума присутствовал корреспондент «Интерфакса» Анатолий Журавлев. Сразу же после принятия решения о проведении однодневной забастовки он отправил эту информацию по информационным каналам своего агентства. Уже минут через 40 в кабинете председателя Росуглепрофа раздался звонок. Звонили из приемной Чубайса, интересовались, что решили шахтеры. Будько ответил, что вопрос о действиях профсоюза пока еще обсуждается, но решение бастовать 8 февраля уже принято. Будько был приглашен зайти к Чубайсу. Еще минут через 30 раздался звонок от секретаря Черномырдина.

После прошедшего 2 февраля заседания президиума Росуглепрофсоюза состоялась встреча лидеров обоих горняцких профсоюзов с правительством в кабинете первого вице-премьера Анатолия Чубайса. В ходе переговоров решили, что к 4 февраля рабочая группа под руководством заместителя министра финансов Николая Шамраева подготовит свои предложения о выделе­нии средств господдержки угольной промышленности.

4 февраля, после того как правительство и профсоюзы не смогли найти общий язык, стало ясно, что забастовка неизбежна. Лидер НПГ Александр Сергеев после отказа Чубайса выделить деньги шахтерам и вес­ти дискуссию об объемах господдержки заявил, что НПГ всегда поддержи­вал правительство и Чубайса, но в данной ситуации Сергеев поддерживает Будько. Днем раньше председатель Росуглепрофсоюза Виталий Будько под­писал обращение к региональным, городским и первичным организациям НПГ с просьбой подключиться к общероссийской забастовке, организованной профсоюзом угольщиком. После этого «по странному совпадению» была отключена «вертушка» (правительственная телефонная связь) у Будько и у 12 других ли­деров крупнейших отраслевых профсоюзов.

Дни, предшествовавшие забастовке, прошли в ожидании и наблюдении за тем, как развертываются события. Большинство теркомов информировали российский комитет профсоюза угольщиков о своей готовности к проведе­нию однодневной акции. В то же время в кулуарах правительства шла не­видимая работа: генерального директора «Росугля» Малышева приглашали для разговоров в самые различные инстанции. Так, 6 февраля, по информации Росуглепрофа, его приглашал в Кремль премьер-министр Виктор Черномырдин, пригрозил отставкой с должности, если тот не убедит шахтеров отказаться от забастовки. Начав давление на «Росуголь», правительство решило не идти на уступки горнякам, про­верить их на прочность и, нагнетая обстановку, не приглашало профсоюз к продолжению переговорного процесса. Из приемной Черномырдина и Чу­байса достаточно регулярно звонили в руководство Росуглепрофсоюза, вы­ясняя обстановку и выспрашивая о принятых профсоюзом решениях.

8 февраля состоялась забастовка. В ней приняли участие 189 шахт и 28 разрезов угольной промышленности России (Встречающиеся расхождения в цифрах, в частности, между «Росуглем», правительством и Росуглепроф­союзом, связаны с тем, что не все бастовавшие угледобывающие предприя­тия входят в «Росуголь»). Однако, несмотря на впечатляющие статистические показатели, забастовки на местах были подготовлены слабо. В частности, в местных новостях кемеровского телевидения показывали, как бастуют шахтеры. Бастовали, кому как удобней: кто-то добывает, но не отгружает; кто-то отгружает, чтобы освободить склады, но не добывает; кто-то бастует по-настоящему. По свидетельству одного из председателей профкомов Новокузнецка, генеральный директор объединения «Кузнецкуголь» исходя из производственной необходимости сам определял, в какой форме будет проводить забастовка на том или другом предприятии. В связи с этим в СМИ говорилось о прекращении добычи угля на ряде предприятий «Кузнецкугля», хотя причина была не в реальной забастовке, а в том, что в шахту вместо добычных бригад были направлены ремонтные.

В тот же день по российскому радио и телевидению было передано интервью Чубайса, где сверкающий глазами Анатолий Борисович заявлял, что он «не позволит отнять деньги у бюджетных организаций для того, чтобы отдать их шахтерам». Предпринималась очередная попытка изолиро­вать шахтеров от остального населения и лишить их поддержки работников других отраслей. Кроме того, в связи с наметившимся в ряде регионов сближением угольных профсоюзов с КПРФ во время своего пребывания в ростовском регионе Чубайс заявил, что фракция коммунистов в Государственной думе голосовала за сокращение дотаций шахтерам. Это, в свою очередь, вызвало заявление фракции КПРФ, в котором высказывания Чубайса были названы клеветническими, и способствовало более активной поддержке угольщиков со стороны коммунистов во всех ветвях власти.

В ответ на обвинение шахтеров 10 февраля лидер Росуглепрофсоюза Виталий Будько собирает пресс-конференцию, на которой выступление Чубайса было расце­нено как циничная ложь и намеренная подтасовка фактов. «Шахтерам не нужны чужие деньги. Мы требуем заработанное!» – таким был лейтмотив выступления В.Будько. После пресс-конференции фаза противостояния меж­ду правительством и профсоюзом сменилось лобовым столкновением лидеров противостоящих структур.

Во время пресс-конференции Виталий Будько вновь подтвердил решение профсоюза о подготовке к пикетированию с последующим проведе­нием политической забастовки. После этого в правительстве «начались подвижки», Будько вновь стали приглашать на встречи в «высокие кабине­ты» (включая встречу с советником президента Александром Лившицем). 17 и 18 февраля состоялись встречи Будько и Чубайса. Проблемы шахтеров стали «встречать понимание» со стороны правительства.

Цифра в 10 трлн руб., поначалу так шокировавшая Чубайса и объ­явленная им нереальной и разорительной для бюджета, была принята в ку­луарах правительства. Затем официально были названы дополнительные источники финанси­рования угольной отрасли, дающие еще около 3,5 трлн руб. С учетом 6,3 трлн руб., выделенных в соответствии с госбюджетом, общая сумма достигала тех самых 10 трлн руб., которые требовали угольщики.

19 февраля в Москве состоялось заседание Совета представителей Независимого профсоюза горняков (НПГ). Будучи профсоюзной организацией, альтернативной Росуглепрофу, НПГ был более последовательным сторонником рыночных реформ и во многом обеспечил сбор информации об угольной отрасли зарубежным организациям[38], пришедшим в Россию раньше Мирового банка и подготовившими для этого лучшие условия. Кроме того, лидер НПГ Александр Сергеев был членом президентского Совета, что во многом определяло его личную поддержку проводимых правительством реформ. Было принято заявление, в котором, в частности, говорилось: «В ходе февральских забастовок российский комитет Независимого профсоюза работников угольной промышленности объявил о возможности начала с 1 марта общероссийской забастовки с политическими требованиями. Это явный популизм – функционеры отраслевого профсоюза сами первыми откажутся от политической забастовки. Свои проблемы, тесно связанные с интересами директорского корпуса, они уже решили. А популистские лозунги, заброшенные в трудовые коллективы, сегодня готовы оседлать экстремистские силы». Тем не менее в конце заявления Совет представителей НПГ отмечал, что если Росуглепроф все-таки «начнет всероссийскую забастовку с 1 марта, НПГ России поддержит бастующих горняков в их справедливой борьбе за соблюдение трудовых прав наемных работников».

23 февраля состоялось заседание президиума Росуглепрофсоюза и се­лекторное совещание председателей теркомов, на котором присутствовали почти все генеральные директора угольных объединений[39]. На заседании президиума был заслушан отчет лидера Росуглепрофа о том, что сделано на федеральном уровне по требованиям шахтеров за время с момента объявления всероссийской забастовки.

1) Государственная дума приняла спецналог 1,5 %, что должно составить примерно 5,5 трлн руб., из которых 1,3 трлн руб. предполагается перечислить угольщикам, а 3,2 трлн руб. – в агропромышленный комплекс.

2) Пришел индийский долг в размере $ 500 млн (еще правительству СССР), нужен 1 месяц для того, чтобы деньги раскредитовать.

3) На встрече у Чубайса принято решение Федеральному управлению по несостоятельности и банкротствам совместно с «Росуглем» и обоими горняцкими профсоюзами создать комиссию по выяснению причин неплатежей потребителями. Возглавил комиссию Чубайс, для решения поставленной проблемы дан 1 месяц.

4) Порядок 50х50[40] прекратился 26 декабря 1994 г. Сейчас этот порядок пролонгирован на первое полугодие 1995 г.

5) По вопросу погашения задолженности: 600 млрд руб. за февраль уже получены.

18 февраля председатель ФНПР М.Шмаков организовал еще одну встречу Росуглепрофа с Чубайсом. Было принято решение о том, что еще 700 млрд руб. будут перечислены шахтерам в марте.

На селекторном совещании Виталий Будько довел до всех решение президиума Росуглепрофа о переносе даты пикети­рования на 15 марта, чтобы дать правительству еще одну возможность вы­полнить свои обещания[41]. Особую позицию занял председатель воркутинского теркома Юрий Вишневский, по словам которого, на совместном заседании НПГ и Ро­суглепрофсоюза Воркуты уже принято решение о проведении забастовки 1 марта с выдвижением экономических и политических требований. По его словам, к акции должен подключиться весь город. Однако на поверку ока­залось, что из двенадцати шахт Воркуты лишь пять проявляют активность, поскольку шахтеры на них не получают зарплату с ноября. На других предприятиях возмущение улеглось после получения зарплаты за декабрь. После совещания Ю.Вишневский с председателями профкомов шахт, на кото­рые не поступили деньги, встречался с Ю.Малышевым. Тот пообещал в срочном порядке решить вопросы с задолженностью воркутинцам.

В тот же день произошла встреча Виктора Черномырдина с лидерами отраслевых профсоюзов России. По словам Виталия Будько, эта встреча ничего не дала ни уму ни сердцу, была проведена в лучших традициях застойных времен. Часть профсоюзных боссов, зачитывая свои доклады, стояли боком к залу, повернувшись к президиуму, а один из них вообще повернулся спиной к залу, целиком посвятил свое обращение «дорогому Виктору Степановичу». Тем не менее встреча с Черномырдиным была поли­тическим жестом со стороны правительства. Жестом, который показывает, что правительство идет на диалог с профсоюзами. Так как это совпало с переносом шахтерами своей забастовки, это должно было символизировать попытку правительства уйти от лобового противостояния с профсоюзами и снять напряженность посредством обращения к забытой идее социально­го партнерства.

25 февраля по российскому телевидению было оглашено заявление председателя воркутинского НПГ Александра Мармалюкова о том, что за­бастовка состоится независимо от направленных шахтерам подачек.

27 февраля в Воркуте состоялось совместное заседание председате­лей профкомов НПГ и Росуглепрофа. Поскольку все экономические требова­ния горняков Воркуты были приняты официальными структурами и гене­ральный директор компании «Росуголь» Юрий Малышев отдал распоряжение о перечислении средств шахтерам Воркуты, совместное решение двух профсо­юзов отличалось от предшествующего заявления председателя НПГ Алек­сандра Мармалюкова. Общее мнение актива воркутинских профсоюзов оказалось следующим: провести 1 марта общегородской митинг. Напряжение в Приморском регионе также не пере­росло в забастовку 1 марта. Накануне этой даты в Приморье вылетела правительственная комиссия по проверке причин неплатежей. Поскольку все заинтересованные стороны возлагали большие надежды на результаты ее работы, профсоюзы решили не прибегать к крайним мерам и повременить с забастовкой. Таким образом, посредством частичных выплат, обещаний, направления комиссий во «взрывоопасные точки» правительству удалось снять опасность общероссийской забастовки.

15 марта, в день, ранее определенный для начала пикетирования, было проведено расширенное заседание президиума Росуглепрофсоюза. На заседание были приглашены первые руководители генерального директора «Росугля» Валерий Зайденварг и Николай Гаркавенко. Сам Малышев в это время находился в Вашингтоне, получив от Чубайса права на ведение переговоров с Мировым банком о получении «угольного» займа.

Гаркавенко докладывает о том, сколько денег перечислено за последнее время, сколько долгов осталось за правительством. Участники заседания ставят вопрос о том, каким образом распределяются средства. По рассказу Гаркавенко, принята следующая процедура: приходят деньги из Минфина на Росуголь, который распределяет средства. После этого распределение утверждается Будько. (Реплика одного из членов президиума: «Сам он не участвует, ему показывают только обертку, а что там внутри?») Только после этого идет телеграмма Малышева в регионы. Председатели теркомов говорят об отсутствии информации о том, сколько в какой регион перечислено, а также о том, что им неясен принцип начисления средств господдержки[42].

По установившейся традиции перед тем, как принимать решение о том, что делать дальше, приглашаются первые руководители «Росугля». Будет ли проводиться пикетирование? Этот вопрос был оставлен до конца дня, когда состоялась встреча Будько с Чубайсом. Возвратившийся Будько сказал, что Чубайс в основном согласен с требованиями, график он видел, но подписывать не стал. Попросил неделю для того, чтобы разобраться. По мнению Будько, это лучше, чем когда бумага подписывается, не глядя, а потом не выполняется. Принимается решение пикетирование не проводить.

16 марта с 9 часов утра началась совместная голодовка председателей профкомов НПГ и Росуглепрофа Воркуты с требованием срочного проведения в Воркуте выездного заседания МВК и решения вопросов социально-экономического состояния объединения «Воркутауголь». Одновременно началась прямое бомбардирование первого вице-премьера Анатолия Чубайса письмами профсоюзов и директоров «Ростовугля», в которых ссылались на «договоренности, достигнутые в ходе ... посещения Донецкого угольного бассейна». Борьба за выбивание обещанных угольной отрасли денег переносится из Центра на уровень регионов.

5.4. Всероссийская забастовка:

Февраль 1996 г.

Всероссийская забастовка шахтеров началась 1 февраля 1996 г. Это была первая общенациональная забастовка, начатая, несмотря на то, что отраслевое руководство обращалось к шахтером с призывами этого не делать. Западные средства массовой информации преподнесли эту забастовку как взрыв возмущения, выраженный шахтерами от лица всех жертв «шоковой терапии»; взрыв, который может стать последним гвоздем, забитым в крышку гроба проводимых реформ. В действительности же забастовка была прекращена в 3 часа ночи 3 февраля, хотя журналисты (за исключением одного)[43], устав ждать, пока российский комитет профсоюза закончит телефонные споры с регионами, передали, что забастовка продолжается. Формально забастовка была приостановлена до 1 марта, но решение о ее возобновлении должен был принять 28 февраля президиум Росуглепрофа. Однако остается вопрос, как забастовка, начавшаяся с таким шумом, так быстро и неслышно завершилась.

Февральская забастовка 1996-го началась в особых условиях, когда Коммунистическая партия только что отпраздновала свой триумф, набрав на выборах в Государственную думу 51 % голосов в угольном Кузбассе. Анатолий Чубайс, последний реформатор в правительстве, только что был отправлен в отставку[44], а Ельцин как раз готовился к президентским выборам, назначенным на июнь. В этой нестабильной обстановке все политики наперебой демонстрировали свою любовь и преданность народу, и шахтеры в очередной раз были определены представителями народа. Причина этой забастовки, как и всех предшествовавших, была экономической, и шахтерские требования были направлены на выплату долга отрасли из госбюджета.

По степени зависимости от государственных дотаций российская угольная промышленность сравнима разве что с сельским хозяйством да оборонкой; во многом это объясняется тем, что правительство перенесло тяжесть дотаций с поддержки железнодорожного транспорта и производства электроэнергии на уголь. В соответствии с требованиями Международного валютного фонда и Мирового банка правительство старалось проводить в жизнь программу реструктуризации угольной промышленности, предусматривающую сокращение год за годом уровня дотирования отрасли. Реализация программы российской стороной выливалась в закрытие шахт, сокращение реальной заработной платы, усиление давления на отрасль путем отложенных платежей и задержек, насколько возможно, выплаты госдотаций. Более того, угольная отрасль в больше степени, чем другие, страдала от неуплат потребителей за отгруженный уголь; все муниципальные электростанции, котельные и электрогенераторы практически не платили по счетам. Снижение госдотаций, задержки платежей и рост долгов за взятые у коммерческих структур кредиты вели к падению реальной зарплаты и жизненного уровня шахтеров, ухудшению условий труда. Трех-четырехмесячные задержки зарплаты стали нормой, никакой индексации за поздние выплаты даже не предполагалось.

Забастовки шахтеров стали неотъемлемой чертой переговорного процесса между угольными профсоюзами, руководством отрасли и правительством по вопросам объемов, выплаты и распределения госдотаций. С середины 1990-х гг. порожденные задержками зарплаты стихийные шахтерские забастовки на отдельных шахтах и участках стали обычным явлением. Стихийные всплески достигали успеха в том смысле, что бастующие получали часть долгов по зарплате; но выплаты одним группам работников производились за счет других групп, и на этой основе Росуглепроф выступал против них, в то время как НПГ их поддерживал. Последний старался использовать такие забастовки для укрепления своего авторитета, расценивая рост долгов по зарплате скорее как показатель некомпетентности и коррумпированности директорского корпуса и жестко не связывая задержки зарплаты с невыплатами гос<