Содержания конференции

Участники собрания фактически представляли три стороны, участвующие в системе социального партнерства. Данное собрание следует рассматривать как форум социальных партнеров. Это не переговоры, это не комиссия по выработке взаимоприемлемого решения. На собрании проходило ознакомление сторон с позициями друг друга.

Решение в конце собрания было принято. Больше оно напоминало перечень имеющихся острых проблем, сформулированных «по-советски», с запасом – «проси больше, дадут меньше, но дадут». Имеется в виду понимание участниками собрания и разработчиками решения того, что не все выдвинутые ими требования можно удовлетворить (например, решение об индексации задолженности по зарплате). Поэтому детали решения не имели для многих участников собрания принципиального значения. Значение имел общий тон решения, состоящий из большого перечня накопленных проблем и требования их разрешения.

Для сторонних наблюдателей состоявшийся обмен мнениями и содержание принятого решения мало связаны между собой. Взаимное непонимание и неприятие рабочих и руководства не нашли никакого отражения в итоговом документе. Он оказался очередным солидарным требованием рабочих, директората и местных властей к правительству. Если попытаться реконструировать логику участников, то она примерно такова: надо «выбить» из правительства средства, а потом уже бороться за их использование и реализацию. Ради этого стороны со столь разными позициями, не скрывавшие неприязни друг к другу, приняли участие в этом форуме. Вопрос о том, насколько эффективна такая позиция, остается открытым. В идеале, прежде чем требовать средств от правительства, стороны должны договориться о том, какие суммы и на решение каких проблем будут направлены. Но в условиях высокой неопределенности, когда неясно, сколько денег дадут угольному бассейну, на какие нужды и дадут ли вообще, – выработка предварительных соглашений вряд ли целесообразна. Однако ее отсутствие означает, что если средства появятся, то их дележка начнется в условиях отсутствия договоренностей и отсутствия взаимных обязательств сторон. Поэтому конфликтность и обвинения получателей средств в несправедливости и нечестности – гарантированы. Таким образом, «диалог автопилота с автоответчиком», как часто характеризуют шахтеры подобные встречи, привел к воспроизводству стандартной ситуации. Консолидация есть только в вопросе «выбивания» средств из правительства. В остальных вопросах нет ни диалога, ни понимания. Отсутствие договоренностей и механизмов контроля со стороны профсоюзов над расходованием получаемых средств создает основу для их нецелевого использования и тянет за собой шлейф проблем в виде неэффективности господдержки, коррумпированности участников угольного процесса и т.п.

Несмотря на конфликты между работниками и директорами лидеры профсоюзов согласились об этом забыть в пользу лоббирования отраслевых интересов. Собрание угольщиков российского Донбасса было использовано профсоюзом и региональными властями как подкрепление угрозы марша против политики Центра. В то же время территориальный комитет профсоюза не поддержал забастовки на отдельных предприятиях, не видя возможности улучшения положения работников путем давления на конкретного директора шахты[5].

Ситуация на предприятиях

Общее состояние взаимоотношений профсоюзов, с одной стороны, и директорского корпуса и местных властей, с другой, становится более понятным, если учитывать ситуацию на предприятиях, финансово-экономическое положение, многомесячные задержки заработной платы и состояние трудовых отношений, фоном которых является протестная, чаще всего стихийная, активность трудовых коллективов.

Акционерное общество

«Шахта «Обуховская»

8.3.1.1. Краткая история и сегодняшнее состояние

Производство. Шахта сравнительно молодая. Строилась она пятнадцать лет, сдана в эксплуатацию в 1979 г., интенсивно работать начала в 1983 г. Проектная мощность составляет 3 млн т, максимальный объем добычи был достигнут в 1986 г., когда горняки добыли 3,6 млн т. Уголь, получаемый на шахте, пользуется устойчивым спросом за рубежом. По словам исполняющего обязанности директора шахты, в России больше такого угля нет. Может быть, на отдельных шахтах Кузбасса, но не в таком изобилии, тем более что из Кузбасса его сложнее вывозить. Антрацит, добываемый на шахте, сертифицирован Европейским Сообществом, поэтому с реализацией у предприятия нет никаких проблем. Зато есть другие, не менее важные проблемы. Одной из главных является изношенность основных фондов, которая по приблизительной оценке составляет 60 %, «машины третий срок работают». Из-за этого шахта работает лишь на 1/6 проектной мощности. Растет число чрезвычайных происшествий, учащаются случаи травматизма, рабочие вынуждены добывать уголь в экстремальных условиях. Нет возможности соблюдать технику безопасности по причине отсутствия необходимых для этого средств. Шахтеры говорят, что не хватает даже светильников: «Дают один на всех, как в сорок первом одно ружье на сорок человек…» И это не говоря уже об огнетушителях, медицинских препаратах или спецодежде. Для того чтобы шахта могла работать, необходимо было вложить в производство 380 млн рублей. Эти деньги позволили бы добыть лишь 750 тыс. т угля в 1999 г. Именно столько заложено в проектном плане. Кроме того, из-за повышения цен на электроэнергию росла себестоимость угля.

Такое бедственное положение было вызвано целым рядом причин. Здесь особую роль играет то, что шахте из-за своих больших размеров требуется значительное число рабочих для обслуживания. Если горнорабочих очистительных забоев 467 человек, проходчиков – около 300, то обслуживающего персонала – более двух с половиной тысяч. Часть из них работает на обогатительной фабрике, также входящей в состав акционерного общества, часть – занята обеспечением выработок. Кроме того, необходимы отдельные средства на поддержание разветвленной сети туннелей, а также на введение новых лав. Для того чтобы шахта могла получать прибыль, необходимы капиталовложения. Это понимали и сами шахтеры, помнившие о «золотых деньках» после приватизации, когда они по бартеру получали иностранные машины и другие дефицитные в то время товары.

Воровство. Как и на многих других шахтах российского Донбасса, на «Обуховской» процветает воровство. «У нас такое воровство, что своровать можно все», – говорят шахтеры. Горняки уголь с шахты уносят мешками; по свидетельствам шахтеров, некоторые работники вывозят машинами и даже вагонами. На подъезде к шахте стоят машины, предлагающие уголь. Помимо угля, воруют оборудование, режут кабель. Это связано, с одной стороны, с бедственным положением рабочих и членов их семей, для которых это фактически единственный способ получить «живые деньги», а с другой, со слабым контролем со стороны администрации, халатным отношением работников. Работниками шахты приводились примеры неэффективного использования средств, предназначенных для закупки необходимого оборудования. Администрация это объясняет необходимостью покупать оборудование по низким ценам из-за нехватки оборотных средств. Рабочие видят в этом стремление администрации нажиться: «Администрация цены завышает, покупает же некачественное, но дешевое».

8.3.1.2. Потеря трудовым коллективом

предприятия самостоятельности

Шахта считалась очень перспективной, поэтому ее акции были в цене. В девяностые годы сменилось несколько собственников, контрольный же пакет акций продолжал оставаться у коллектива. В 1998 г. положение изменилось. Появился новый собственник, который предпочел не просто владеть частью акций, но и максимизировать свои прибыли. Для этого была выбрана очень эффективная стратегия. Заручившись поддержкой администрации города Зверево, инвестор предложил шахтерам продать свои акции. Обещал, что если у него будет 51 % акций, то он вложит в шахту 26 млн долл., заплатит долги по заработной плате, накопленные при предыдущих руководителях. Гарантом этих заявлений выступил мэр города. Однако контрольный пакет акций получен не был. Воспользовавшись тяжелым финансовым положением работников, инвестор сделал следующее предложение. Те, кто продает свои акции, получают заработную плату, те, кто не сдает, заработную плату не получают. Цена за акции предлагалась смехотворная: по три рубля за штуку. Позже цена была поднята до пяти рублей. Номинал же акции составляет 500 рублей. По словам шахтеров, всю шахту оценили в 89780 руб. Многие рабочие были вынуждены продать часть своих акций, чтобы получить хоть какие-то деньги. В результате «инвестор» получил 51 % акций. Тем, кто «сдал» акции первыми, выплачивали по 5 тысяч рублей в счет задолженности по зарплате, тем, кто позже – по 3 тысячи, а когда собрали акции, то выдавали последним сдавшим лишь по 1600 рублей.

Обещанные деньги инвестор в предприятие не вложил. Ситуация на шахте ухудшалась еще и потому, что назначаемые собственником директора были некомпетентны и менялись один за другим. По словам шахтеров, им чуть ли каждый месяц представляли нового начальника. Если они обращались к нему по вопросам выплаты задолженности, тот говорил, что за поступки и обещания прошлых руководителей он не отвечает. При новом владельце продолжала расти задолженность по заработной плате, не обновлялись основные фонды, нагнеталась атмосфера напряженности, выразившаяся в ряде акций протеста, проведенных шахтерами в 1998-99 гг.

8.3.1.3. Протестная активность

Предысторию рассматриваемого конфликта можно проследить через рассмотрение хроники противостояния рабочих и администрации. В ноябре 1997 г. в подземной забастовке участвовали 76 человек. Они провели под землей пять дней. В 1998 г. было четыре забастовки. Возникали они стихийно, без предварительной подготовки и без руководящей работы профсоюзов. В мае отказались выйти на работу два добычных участка. В забастовке участвовало около двадцати человек; в течение 24 дней они не выходили на поверхность. Требовали заработную плату, которая не выплачивалась тем, кто не сдал акции. Бывший генеральный директор пообещал выплатить ее, но с тем условием, что получивший деньги пишет заявление о добровольном уходе. Это традиционный прием, которым стали пользоваться многие директора для того, чтобы избавиться от «нарушителей спокойствия». Некоторое время спустя подписавшиеся горняки смогли восстановиться через суд, так как доказали, что писали расписки под принуждением. Летом была забастовка на втором участке, длившаяся 21 день. Двадцать шахтеров объявили голодовку. В итоге им по списку выдали заработную плату, однако снова необходимым условием было увольнение, остальные же (те, кто не сидел в шахте) так ничего и не добились, выплатили только уволившимся. В октябре бастовали сначала 1-й и 5-й участки, потом к ним подключился участок № 2. Ни к каким результатам эта акция не привела. В октябре 1998 г. была общая забастовка трудового коллектива, бастовали в течение десяти дней. Но вновь ничего не добились. Сами шахтеры объясняют это тем, что хозяева сумели убедить какую-то часть шахтеров в необходимости продолжать работать, обещали помочь, выплатить деньги. Вслед за ними вышли на работу и остальные.

Несмотря на то, что шахтеры «Обуховской» достаточно активно боролись за свои права, они не участвовали в «рельсовой войне», лишь выразили сочувствие участникам. Шахтеры объясняют такое поведение следующим образом: «Во время рельсовой войны мы должны были работать; мы деньги получаем не с государства, а с угля. Мы получаем дотацию только за уголь на ГРЭС». Интересно, что сейчас некоторые рабочие считают, что им следовало активней участвовать в любых акциях протеста, вне зависимости от того, государственная ли шахта или нет. Заместитель председателя НПГ шахты, выступая на собрании угольщиков Восточного Донбасса, сказал: «Мы не участвовали полностью в рельсовой войне, не сидели на Горбатом мосту и были не правы…»

8.3.1.4. Описание текущего конфликта

На момент исследования отношения рабочего коллектива с хозяевами шахты опять накалились. Причиной конфликта стало противоречие между стремлением администрации сократить издержки производства и себестоимость угля, в том числе и за счет фонда заработной платы, и стремлением шахтеров получать зарплату. Шахтеры, не получавшие или получавшие, но не полностью деньги в течение 1996-98 гг., вновь начали протестовать, «бузить», как они сами говорят.

Конфликт развивался следующим образом. Брожения в среде работников и всплески конфликтов происходили постоянно. Однако лидерам профсоюза удавалось их погасить, убеждая шахтеров, что нет смысла в отдельной забастовке, и говоря о том, что многое решит 1 февраля съезд угольщиков. После окончания съезда представитель шахты приехал из Москвы и не смог сказать ничего утешительного. Шахтеры, почувствовав себя в очередной раз обманутыми, решили начать акцию протеста. 3 февраля 1999 г. шахтеры второго участка поговорили с шахтерами первого и пятого участков и решили, что на следующий день не выйдут из шахты. Первый и пятый участки решили начать бастовать с этого же дня, шахтеры же второго участка, спровоцировав их на это действие, свое обещание не выполнили. В шахте осталось 19 горняков, которые решили сидеть до конца, пока им не выплатят всю задолженность за предыдущие годы. Они заявили директору о начале подземной забастовки, хотя в письменном виде никаких требований сформулировано не было. Остальные горняки (как с их участка, так и с других) просто «перешагнули» через них, продолжив работу.

В течение 5 дней на горняков, сидевших в шахте, не обращали внимания, к ним даже никто не спускался, не было никаких переговоров. Остальные продолжали работать. «Шахта 10 дней работала, хотя по документам она была остановлена (на это было решение трудинспектора – В.Б.). «Чего вы легли, если шахта закрыта», – говорят нам». По словам шахтеров, работа на шахте останавливается периодически и вовсе не в результате акции протеста. Это один из методов руководства не выплачивать работникам заработную плату. По словам шахтеров, директор при заключении контракта сказал: «Если вы не выполните план, я буду вам две трети тарифа платить». Обычно в конце месяца шахта закрывается «по техническим причинам» или непонятно кем объявляется «стихийная забастовка». Отключается свет, электроэнергия, никакие работы вестись не могут. План почти выполнен, но лишь почти. Так как предприятие остановлено, уголь никто не добывает, горняки работают лишь на поддержание шахты. В итоге план не выполняется. Если не выполняется план, то заработная плата рабочих сокращается, идет экономия на фонде зарплаты.

«Через пять дней пришел бывший главный инженер Песков, просто поговорить. Но он сам пришел, не от администрации. На второй день мы написали требования и отослали наверх, но пять дней не было никакого ответа. Требования – полное погашение задолженности, включая январь. Сначала хотели сделать общую забастовку, чтобы все поддержали. Вроде бы договорились со всеми, но никто не пришел. Хотели все вместе требовать возвращения шахты в угольное объединение, пайуголь… А зачем мы будем биться за других? Они через нас перешагнули. Мы просим только за себя… Начальник запретил приносить еду. Свои же ребята не передают еду». Бастующие шахтеры оказались в полной изоляции.

На поверхности по инициативе профсоюзов, с согласия руководства предприятия, была создана согласительная комиссия, куда вошли представители разных участков шахты. Она должна была выдвинуть официальные требования трудового коллектива предприятия, организовать работы по поддержанию шахты. Однако между сидящими в шахте горняками и согласительной комиссией возникли трения. Первые считали, что их должны были поддержать еще третьего февраля, вторые боялись, что горняки внизу смогут чего-либо добиться, в то время как им самим ничего не выплатят.

Взаимоотношения между участками напряженные; на шахте существует конфликт не только между администрацией и шахтерами, но и между самими шахтерами, между представителями различных участков. И это тоже результат политики руководства. Участки, как говорят шахтеры, «переженили». Один из прежних директоров стал «тасовать» участки, переводя работников с одних участков на другие. Эту линию продолжали остальные. Кроме того, каждый участок должен был подписать отдельный контракт о выработке определенного количества угля в определенной лаве. Естественно, что каждый участок хотел бы лаву побогаче. Если уголь в лаве заканчивается, то необходимо подписывать новый контракт, причем неизвестно, найдется ли место, где может работать данный участок. Поэтому между участками возникает соперничество, перерастающее в разобщенность. В случае невыполнения контракта деньги участку выплачиваются не полностью. Некоторые контракты изначально нереальны, что отмечали шахтеры: «Нам дали лаву – 600 метров, по плану 30 тонн отгрузить. Но это нереально, мы полплана с трудом выполнили…» Решение о том, подписывать или нет контракт, зависит от бригадира. Если участок контракт не подписал, то заработная плата его рабочим выплачивается в последнюю очередь. Другие участки поддерживать неподписавшего не будут, это не в их интересах. В итоге шахтеры первого и пятого участков сидят в шахте, рабочие других участков сидят наверху, и каждый борется только за себя. По словам шахтеров, их просто «стравили» между собой.

Но на этом конфликты в трудовом коллективе не заканчиваются. В основном на шахте работают горняки из города Зверево. Но есть и «иногородние», жители близлежащих, а некоторые – отдаленных поселков. И.о. директора шахты Тишанин сказал, что это одна из причин конфликтов между шахтерами. «Очень много иногородних. Поэтому возникают трения. Люди в Зверево живут в многоэтажках, живут с рубля, с заработной платы. Иногородние живут в основном в частном секторе, у них есть свое подсобное хозяйство. Поэтому и психология их различается. Мы боремся за поселок, они – за себя».

Через несколько дней начались переговоры между администрацией и сидящими в шахте горняками. Предлагались следующие варианты: «Выезжайте, и вам дадут деньги в порядке очереди», «выплачиваем все долги за октябрь, остальное – в порядке графика», «октябрь-ноябрь платим, вы выезжаете, и решаем все проблемы», «вы выходите, пишете заявление об уходе, а вам все выплачивают». Естественно, что эти предложения шахтеров не устраивали. Но на большие уступки администрация не пошла. В итоге через две недели пребывания в шахте горняки поднялись наверх, приняв последнее предложение. Правда, они вытребовали право рассчитываться через банк, а не через бухгалтерию шахты, так как главному бухгалтеру не доверяли и считали ее одной из причин их бедственного положения. «Даже директор приказал, а она говорит, что денег нет… Да он сам ее боится…» В итоге пятнадцать шахтеров написали заявления об уходе, еще трое, самые молодые, решили получить за два месяца и ждать остального, но продолжать работать, еще один вышел раньше из-за смерти родственника. Интересно отметить, что выплата денег произошла на следующий день после собрания угольщиков российского Донбасса. Налицо опасение собственника по поводу того, что после выступления губернатора о возможности начала процедуры банкротства по инициативе трудового коллектива какая-либо из заинтересованных сил может вступить в конфликт и использовать его для передела собственности. Страх собственника потерять контроль над ситуацией на предприятии стал причиной быстрого погашения конфликта и выплаты денег бастующим.

Конфликт между рабочими и администрацией дополняется еще и тем, что мэрия города Зверево поддерживает владельца шахты. По словам шахтеров, как только шахта останавливается, в городе отключают электроэнергию и тепло, как бы говоря этим: шахтеры не добывают уголь, поэтому нет тепла и энергии. Это настраивает жителей города против шахтеров: «Они не работают, а жить от этого всем становится еще хуже». Таким образом, администрация манипулирует общественным мнением горожан, направляя его против бастующих шахтеров.

Роль профсоюзов на шахте минимальна. Оба профсоюза (и НПГ, и Росуглепроф) практически не влияли на протекание конфликта. Шахтеры объясняют это тем, что профсоюзные работники запуганы, боятся брать на себя ответственность: «Раньше профсоюз был. Но одного профсоюзника в 1989 г. убили, других избивали, запугивали семьи…» Члены согласительной комиссии говорят, что взяли на себя обязанности профсоюзов, так как те «не заинтересованы в судьбе шахты и толку от них для рабочих нет никакого». Связи первичных профорганизаций со своими теркомами практически прекратились после выхода шахты из состава угольного объединения. Профсоюзные организации «Обуховской» не принимали участия в рельсовой войне и в других мероприятиях, организованных вышестоящими организациями. В свою очередь, со стороны теркома не проявлялось никакого интереса в отношении того, что происходит на шахте. Выйдя из угольного объединения, шахта выпала из механизма лоббирования отраслевых интересов и тем самым из сферы интересов угольного объединения и теркома. Терком просто не имел возможности (опыта и желания) чем-либо помочь членам профсоюза «Обуховской», т.к. главный его канал – давление на директоров через договоренности с руководством объединения. Традиционный рычаг давления на директора в данном случае был ликвидирован, а организовывать реальную забастовку против «своего» директора ни председатель профкома, ни представители теркома просто не умеют.

8.3.1.5. Итоги и перспективы

Богатая по запасам (47 млн т) и качеству угля шахта не может эффективно работать из-за изношенности основных фондов, хронической нехватки материалов, некомпетентного руководства и нездорового психологического климата. Существует вероятность (и она достаточно велика), что одна из самых перспективных шахт России будет закрыта, так как внутренние конфликты разрушат предприятие. Уже сейчас многие горняки не связывают свою судьбу с судьбой шахты: «А пропади она. Мы себе работу найдем. Других шахт полно, где нужны хорошие рабочие…», «На этой шахте перспектив нет… Нет хозяина настоящего… Здесь на одном металлоломе заработную плату можно отдать».

Лидер НПГ шахты предлагает войти в какое-нибудь объединение, и в принципе эту идею готовы рассмотреть представители региональных структур. О возможности замены собственника говорил на экстренном собрании шахтеров российского Донбасса губернатор Ростовской области. Однако из-за разобщенности коллектива нет оснований надеяться на какие-либо совместные действия. Тем более что шахта является лакомым кусочком благодаря возможности продавать уголь за валюту, и руководство считает переход ее под юрисдикцию государства неэффективным решением. Как сказал и.о. директора шахты, «Нужно сохранить самостоятельность. Какую-то часть товара нужно отдавать Комитету по углю, а от него получать необходимое оборудование. Когда мы были в «Гуковугле» (в составе АО «Гуковуголь» – В.Б.), – не развивалась инфраструктура. Они лишь качали из нас деньги…» Сейчас даже «Гуковуголь» не хочет брать шахту назад – слишком большие долги.

8.3.1.6. Выводы по предприятию

1. Выход шахты из состава объединения «Гуковуголь» одновременно означал ослабление связей профсоюза этого предприятия с территориальным комитетом. Проблема взаимоотношений состояла в том, что Росуглепрофсоюз как всероссийская организация представлял собой профсоюз компании, которой был «Росуголь». В свою очередь, территориальные комитеты Росуглепрофа выполняли роль профсоюзов компании низшего звена, которой в нашем случае является «Гуковуголь». Поскольку на протяжении многих лет основной функцией профсоюза была борьба, направленная на выбивание средств господдержки последовательно из правительства, «Росугля», «Гуковугля» для предприятий, ориентации на какие-либо другие функции у лидеров теркома не было. Сеть взаимодействия и смысл существования каждая профсоюзная организация видела в выполнении колдоговора, прежде всего – в части выбивания средств господдержки. Реальное акционирование шахты «Обуховская» и ее выход из объединения «Гуковуголь», с одной стороны, лишили ее права на получение господдержки, а с другой, – разрушили прежние отношения первичной профсоюзной организации с территориальным комитетом. В сложившихся условиях парадокс состоит в том, что первичная организация практически выпала из структуры профсоюза именно в тот момент, когда началось противостояние с новым реальным собственником. Отсутствие поддержки вышестоящей профорганизации привело к параличу первичной организации, оказавшейся неготовой к работе в новой обстановке. Результатом бездействия профсоюзной организации стали стихийные выступления отдельных групп работников. При этом созданная на предприятии согласительная комиссия, в свою очередь, заняла позицию раскола и изоляции бастующих от остального коллектива. Как и в случаях, рассмотренных в предыдущих главах, в трудовом коллективе налицо фрагментация рабочей силы. Профком не выступает в виде организующей силы; отсутствие солидарности привело к тому, что ни рядовые члены, ни лидеры профсоюзов не верят в силы своей организации

Акционирование шахты привело к утрате возможности «выбить» что-то для себя в результате совместных действий с профкомами других предприятий. Поэтому трудовой коллектив не принимал участия в «рельсовой войне». Таким образом, объективные процессы ведут к подрыву традиционной базы шахтерской солидарности – борьбы за средства госбюджета. Подписание работодателем отдельных контрактов с каждым участком ставит их в зависимость от работодателя (который может направить работников, на свой выбор, в хорошую или плохую лаву) и подрывает основу для солидарных действий на предприятии (колдоговор). Следствием этого является возникновение все большего числа индивидуальных и мелкогрупповых выступлений, фрагментация шахтерского протеста.

2. После проведенного акционирования предприятий местные власти, ссылаясь на самостоятельность директоров, практически выключились, как структура, из разрешения конфликтов на уровне предприятия. В конфликте на «Обуховской» очевидно участие мэра города на стороне работодателя, но это объясняется его личной позицией и интересами.

3. Появление нового собственника на предприятии привело к тому, что переговоры работников с директором потеряли всякий смысл. Частая смена директоров по инициативе собственника обесценила подписанные ими договора и данные обещания. Нет правопреемственности в действиях работодателей; последующий отказывается отвечать за предыдущего. Ответственность связывается с персоналиями, а не с теми позициями в управленческой структуре, которые они занимают. Отсутствие судебной практики и бездействие закона приводят к тому, что с приходом каждого нового директора работники с нуля начинают борьбу за свои права.

4. Получение денег участниками конфликта на следующий день после экстренного собрания подтверждает изложенный в предыдущей главе тезис о том, что трудовые коллективы, начавшие забастовку до какой-либо широкомасштабной акции или мероприятия, имеют больше шансов использовать их для удовлетворения своих требований, чем те, кто начал забастовку вместе со всеми. Кроме того, «раскрученный» конфликт на таких широких мероприятиях, как региональное собрание, может привлечь внимание внешних сил, которые захотят использовать его в своих интересах. Тот факт, что на следующий день после слов губернатора о возможной замене собственника забастовщикам были выплачены деньги, свидетельствует об опасении собственника, что в конфликт включатся областные власти и ситуация выйдет из-под его контроля. Таким образом, находит подтверждение и утверждение о том, что выход трудового конфликта за рамки предприятия придает ему общественное звучание и способствует его скорейшему разрешению. Отличие данного конфликта от других, ранее рассмотренных нами, состоит в том, что при обращении к внешним субъектам (губернатору области, представителям городской прокуратуры и т.п.) работники не требовали у них деньги, а призывали помочь разрешить конфликт внутри предприятия. Опасения собственника связано с возможностью заинтересованных внешних сил использовать трудовой конфликт для передела собственности.