Шахта «Октябрьская – Южная»

Шахта «Октябрьская-Южная» вступила в эксплуатацию в 1992 г. Входит в состав шести перспективных шахт объединения «Ростовуголь». Добыча угля за январь 1999 г. составила 67,2 тыс. т. Износ оборудования, по словам председателя профкома, не более 40 %. Однако, несмотря на довольно небольшой возраст шахты, уровень убыточности на ней достиг 20 %.

Шахта расположена в поле далеко от населенных пунктов. Шахтеров на работу возят на автобусах. Это обстоятельство привело к увеличению затрат на транспортировку, а также определило кадровый состав работников шахты.

По состоянию на январь 1999 г. численность работников шахты составила 1800 чел. При этом отмечается высокая текучесть кадров. По словам председателя профкома Росуглепрофа В.Лабузова, каждый год около 800 человек уходит и столько же приходит. Прежние работники увольняются, не выдерживая постоянных задержек по заработной плате. На их место приходят люди с других шахт. Это обстоятельство, как считает председатель профкома Росуглепрофа, стало определяющим в разобщенности коллектива шахты. «Коллектив новый, не устоялся. Существует чувство разобщенности. Нет никакого единства» (Из интервью с председателем профкома В.Лабузовым. 17.02.99 г.). На шахте действуют два профсоюза: НПГ и Росуглепроф. Несмотря на то, что оба профсоюза имеют одну цель – отстаивание интересов шахтеров – между ними нет единства действий. Более того, между двумя профсоюзами существует явный конфликт.

Конфликт имеет давние корни. В момент создания независимого профсоюза горняков им руководил В.Лабузов. Вот как он описывает эту ситуацию: «Тогда (в момент создания НПГ) было сильное недовольство официальным профсоюзом. Создали независимый профсоюз. Я его возглавил. Прошел все эшелоны власти, в Москве был и разочаровался. Председателем региональной организации тогда был Хлебников. Его сделали освобожденным, но он ничего не делал. Только разговоры разговаривал. Тогда мы собрали конференцию и переизбрали его. А нам заявили, что мы неправомочны, что своими действиями дискредитируем профсоюз. А в Москве сказали: «Нам нужны серые лошадки, которые будут нас кормить». После этого было принято решение всей организацией перейти в Росуглепроф. Однако, по словам нынешнего председателя НПГ шахты, в состав Росуглепрофа перешли далеко не все члены НПГ, а всего около 600 шахтеров. В НПГ же осталось около 400 человек. По его словам, главным является то, что Лабузов перешел в другой профсоюз вместе с казной, принадлежащей НПГ. С того времени конфликт не прекращался, принимая то открытые, то латентные формы.

Статус профсоюзов на предприятии неодинаков. Росуглепроф имеет освобожденного председателя, заработную плату, которому платит профсоюз. Лидер НПГ не освобожден от профессиональной деятельности. За те дни, когда он не работает на шахте в связи с выполнением профсоюзных обязанностей, заработную плату ему выплачивает предприятие. Активисты НПГ получают право на проведение оплачиваемой профсоюзной работы только с согласия администрации шахты, закрепленного колдоговором.

В момент проведения исследования конфликт между лидерами двух профсоюзов был налицо. Они упрекали друг друга в бездеятельности. В.Лабузов: «Мы ездили к Посыльному (генеральный директор АО «Ростовуголь» – В.Б.) насчет погашения задолженности. Они не поехали. Ни в одном документе нет подписей представителей НПГ. На вопрос, почему вы не выполняете договоренности, они отвечают, что в нем не подписывались. «Мы не несем ответственности, мы должны только контролировать». Они считают, что популярнее всех, но эта популярность дешевая». На конференции упрек в адрес лидеров НПГ о невыполнении решений комиссии о проведении работ в лаве прозвучал из уст главного инженера. В ответ было сказано, что с документом в НПГ не ознакомлены и его не подписывали. С 3 февраля 1999 г. на шахте была остановлена работа и объявлена забастовка. Возглавил ее НПГ. Лабузов объяснил этот факт двумя причинами. Во-первых, тем, что он во время начала забастовки был делегатом чрезвычайного Съезда угольщиков в Москве. Во-вторых, желанием лидеров НПГ взять реванш у Росуглепрофа за «рельсовую войну», в которой НПГ себя плохо проявил. Конфликт между профсоюзами не позволяет им реально объединить усилия и выступить единым фронтом против работодателя.

8.3.2.1. Хронология забастовки

29 января 1999 г. администрация шахты «Октябрьская-Южная» и председатель Росуглепрофа В.Лабузов предупредили генерального директора АО «Ростовуголь» о предзабастовочной ситуации на шахте. 3 февраля, не получив в очередной раз заработную плату, рабочие третьей смены решили не приступать к работе. Произошло это после получения известия о завершении работы съезда угольщиков в Москве, на который шахтеры возлагали большие надежды. Забастовка вспыхнула стихийно и была актом отчаяния и реакцией на обманутые надежды. Основное требование, которое рабочие выдвинули руководству шахты, – полное погашение долгов по заработной плате. К моменту остановки работы шахтеры имели долг за 4,5 месяца 1998 г. и за январь 1999 г. Кроме того, каждому рабочему осталась задолженность за предыдущие 1996-97 гг. Последний раз шахтеры получили часть заработной платы за август 1998 г. в последних числах декабря. Новогодние праздники оставили многие семьи без средств к существованию. Поэтому основная масса шахтеров надеялась получить хоть что-нибудь в последней декаде января. По мнению председателя профкома Росуглепрофа, если бы их надежды сбылись, то остановки в работе не было бы. Однако он же в своем интервью говорит и о другой причине конфликта. «Противостояние началось с хамского отношения начальников участков к рабочим. Проблема не только в заработной плате, начальники участков не занимаются своими коллективами. Они не выполняют своих должностных обязанностей. «Вас много, я вас уволю», – так они говорят рабочим. Нас унижают там (говорит о высшем руководстве – В.Б.), а еще и здесь унижают свои (говорит о начальниках участков – В.Б.). Нарастают эмоции, наслаивается ком…» На наличие не только экономических причин конфликта указал в своем интервью и бывший председатель шахтового профкома Росуглепрофа: «У шахтеров сразу было три требования к администрации шахты и пять требований к руководству АО «Ростовуголь»[6]. Вот эти требования.

К администрации шахты:

- директору вести прием по личным вопросам любого содержания два раза в неделю,

- разобраться с плохим отношением работников расчетного отдела к рабочим,

- навести порядок в работе главного бухгалтера.

К руководству АО «Ростовуголь»:

- вернуть долги по заработной плате,

- выплачивать текущую заработную плату без задержек,

- решить вопрос с пайковым углем,

- решить социальные вопросы по энергообеспечению,

- провести индексацию долга по заработной плате.

А по действительным причинам ни одного требования. Нет вопросов ни к Ельцину, ни к Примакову».

Руководство АО «Ростовуголь» пообещало шахтерам решить их проблемы, но с условием, что те, в свою очередь, приступят к работе. Однако документы не были подписаны. «В объединении нам сказали, что разберутся со всем, только работайте. Но лидеры НПГ запретили рабочим выходить на работу» (Из интервью с В.Лабузовым, председателем шахты «Октябрьская-Южная», 17.02.99 г.). Они заявили, что не верят больше в обещания, которые давались и раньше, но никогда не выполнялись ни властями, ни администрацией. Они призывали рабочих приступить к работе только после того, как деньги будут получены на руки. Администрация предприятия настаивала на том, чтобы шахтеры приступили к работе, тогда их проблемы будут решены в свое время. Заместитель директора шахты по производству (объясняя причину конфликта с рабочими) в своем выступлении на общем собрании сказал: «Я предложил товарищам рабочим начать работать. А представители рабочего комитета запретили им работать. Мне заявили, что берегу железки, а не людей. Если мне не подчиняется трудовой коллектив, я имею право сложить с себя ответственность за производство… Если вы (обращается к рабочим) будете идти вразрез с требованием сохранить оборудование, я подаю в суд на вас».

9 февраля, не удовлетворившись ответом руководства объединения «Ростовуголь», шахтеры принимают решение продолжать акцию протеста до полного погашения задолженности по заработной плате. Однако работы по жизнеобеспечению шахты ведутся. Шахтеров привозят на работу, отмечают. Тем, кто не пришел, ставят прогулы. Кроме того, из числа рабочих организовали охрану объектов шахты, которая действует параллельно с шахтовым ОМОНом. Создать двойную охрану объектов администрацию заставили случаи повального воровства.

15 февраля лидеры обоих профсоюзов приняли участие в экстренном собрании угольщиков российского Донбасса и поддержали обращение к правительству.

16 февраля администрация шахты вместе с профсоюзными лидерами принимает решение о созыве конференции трудового коллектива для решения вопроса о дальнейшем существовании шахты. Причину возникновения такого вопроса охарактеризовал директор шахты: «Поддержание жизнеобеспечения шахты вылилось нам в кругленькую сумму. Обеспечение безопасности не выполняется, нет графика прибытия аварийной бригады. Поддержание шахты вылилось в хищения. За время остановки шахты похищено оборудование на сумму 98,1 тыс. рублей». Однако конференция не состоялась, так как не было кворума. Она собралась на следующий день. Конференция показала низкий уровень активности работников, степень разобщенности трудового коллектива по должностному принципу и неготовность к солидарности. Для директора шахты решение созвать конференцию трудового коллектива означало возможность перехватить инициативу в свои руки и полностью восстановить контроль над предприятием. Просчеты, неумелое и разобщенное руководство акцией со стороны двух профсоюзов давало ему немало поводов для обвинения их лидеров в неумении поддерживать порядок и дисциплину среди шахтеров. Он собирался отстранить оба профсоюза от участия в принятии управленческих решений, но хотел сделать это руками самого коллектива. Лидеры профсоюзов также были заинтересованы в созыве конференции трудового коллектива, так как не желали брать на себя ответственность за то ухудшение состояния шахты, окончательное падение дисциплины и рост хищений, происшедшие за период забастовки. Складывалось впечатление, что они внутренне желали, чтобы директор вновь взял всю полноту власти, потерянную им с начала забастовки, так как не видели для себя положительных результатов противостояния с руководством шахты и угольного объединения.

8.3.2.2. Конференция трудового коллектива

Конференция трудового коллектива состоялась 17 февраля, хотя первоначально была запланирована на 16-е. Вот как это объясняет бывший председатель профкома Росуглепрофа: «Вчера должна была быть конференция, но не собрали кворум. Дали еще один день на то, чтобы на участках провели собрания и выбрали делегатов».

Зал разделен проходом на две половины. Рабочие заняли места по одну сторону прохода, ИТР и представители администрации – по другую. Такое размещение позволило четко определить, кто и как голосует.

Конференция проходила в полной неразберихе. Полтора часа ушло на регистрацию депутатов, избрание счетной группы, принятие регламента конференции. Причем перерегистрацию делегатов проводили после голосования за регламент конференции. В момент голосования выяснилось, что зарегистрировано делегатов больше, чем голосует. После перерегистрации участников конференции делегаты отправились на перерыв. По ходу всей конференции в зале стоял шум и крики, так как ее участники одновременно обсуждали несколько вопросов, перебивая друг друга, не дослушивая до конца. В результате на конференции были приняты решения, не только плохо проработанные, но плохо понятые большинством делегатов. Участники постоянно перескакивали с темы на тему. Каждый выступающий у микрофона или выкрикивающий с места пытался обсуждать либо личные проблемы, либо проблемы бригады. Бывший председатель профкома пытался убедить шахтеров: «Директорат силен дисциплиной. Любая акция будет иметь успех, только если после 18 февраля вместе выступить. Нет сейчас дисциплины. Поэтому наша акция ни к чему не приведет». Однако его слова остались без внимания. В.Лабузов, выступая на конференции перед делегатами, сказал: «Были крики: «Пойдем на Москву»[7]. Я сказал: пишите заявления о добровольном участии в акции. А то я вашу активность знаю. Вас же за ноги из автобуса вытаскивать надо. Вы даже асфальт перейти не можете. Здесь же только голосистые сидят». Таким образом, бывший и нынешний председатели профкома Росуглепрофа охарактеризовали состояние рабочего движение как раскол и отсутствие организованной активности.

Во время конференции была очевидной неготовность к солидарным действиям, что проявилось в обидах на трудовые коллективы других шахт «»Наша шахта почти в единственном числе проводит какие-то действия. Только мы, получается, недовольны?!» Бывший председатель профкома, обращаясь к делегатам, попытался доказать важность объединения интересов во имя борьбы: «Нас разъединили с Воркутой и Кузбассом. Сейчас хотят нас здесь разделить. Директора пытались отделить перспективные шахты от остальных. О какой борьбе можно говорить, если мы будем тянуть одеяло на себя? Каждое непродуманное решение хоронит нашу борьбу и нас…» На это прозвучал ответ: «Почему нас никто не поддерживает?! Значит им лучше, чем нам. Значит, грош им цена».

Голосование также проходило сумбурно. «Надо голосовать, что дальше с шахтой делать. Как будем голосовать, открыто или тайно?» Тайное голосование поддержали одни ИТР. Так как их в зале меньшинство, то постановили голосовать открыто. ИТР голосовали против остановки шахты, пытаясь объяснить рабочим, что она приведет предприятие на край гибели. Рабочие проголосовали за остановку.

Конференция проходила под руководством директора шахты, хотя первоначально предполагалось, что наиболее активными будут профсоюзы, так как на шахте проходила забастовка. Он сидел за столом президиума прямо по центру. По обе стороны от него расположились активисты обоих профсоюзов. Перед ним на столе микрофон и телефон. Периодически кто-то звонил, и директор разговаривал по телефону, при этом его разговор слышит весь зал. В это время выступающие делегаты вынуждены были прерывать свою речь, так как зал никого, кроме директора, не слышал. Директор фактически ведет конференцию. Он постоянно перебивал выступающих, командовал ими. Особенно властен он над представителями ИТР и администрации. Примеры из стенограммы конференции. Выступает начальник участка: «На участке украли 70 метров медного кабеля… Считаю необходимым снять все кабели по катку». Директор, перебивая: «Говори факты, выводы делать не надо». Директор: «Что вы с места орете? Всем дадим высказаться. Давайте голосовать». Из зала: «Но мы же счетную комиссию не выбрали». Директор: «Вы за нее уже проголосовали». Рабочий: «Нет». Директор: «Ладно, голосуйте».

Будучи фактическим председателем президиума (которого никто не утверждал), подмяв под себя лидеров рабочего движения, директор фактически продавил прием конференцией решений, выгодных для администрации. Основной вопрос, который директор вынес на голосование, – «сохранение» шахты. Причем им было предложено сначала решить этот вопрос принципиально, то есть проголосовать его, а затем уже обсудить. Не разобравшись с сутью вопроса, рабочие приняли решение об остановке шахты большинством голосов. Причем разумные возражения своих соратников о том, что надо сначала понять, о чем идет речь, не были приняты во внимание. Директор велел выступить всем начальникам участков и рассказать о воровстве на шахте. В результате был сделан вывод о том, что единственный путь прекращения краж – это переход к «сохранению» шахты и недопущение на ее территорию никого, кроме бригады по жизнеобеспечению. Вот как об этом говорит сам директор на конференции в ответ на предложение переголосовать вопрос: «Администрация не будет ни с кем согласовывать (речь идет о предложении организовать работу в две смены – В.Б.), ни с каким комитетом. На нас вся ответственность, с нас будут спрашивать. Вы же ни за что не отвечаете. Шахта – на военном положении. Контроль над выполнением оставляю за собой. И это уже приняли (речь идет о голосовании – В.Б.)».

В результате директор лишил возможности лидеров обоих профсоюзов и членов рабочего комитета влиять на ситуацию. Отдаленность шахты от всех населенных пунктов, территориальная разобщенность шахтеров, закрытие на период «сохранения» всех автобусных маршрутов на шахту не позволяло рабочим объединиться вне пределов предприятия.

Администрация занималась откровенной подтасовкой, поставив перед собранием логически неверную дилемму: сохранять шахту или не сохранять (подход работников был иным: бастовать или работать?). Естественное стремление работников к сохранению рабочего места и предприятия было использовано для подмены понятий и управленческих манипуляций. Голосование за «сохранение» означало принятие конференцией трудового коллектива следующих решений: отказ от забастовки или остановки работы в связи с невыплатой зарплаты, передача управления от рабочего комитета администрации, перевод шахты в режим жизнеобеспечения. Таким образом, работники, сами того не осознавая, проголосовали за то, чтобы распустить рабочий комитет и возвратить всю власть директору. В отношении оплаты труда это означало решение уйти в отпуск без содержания, тогда как в случае отказа от работы в связи с неуплатой зарплаты вступала бы в действие норма оплаты простоя по вине администрации. Трудовой коллектив фактически был отправлен в отпуск без содержания, но решение принято не директором, а конференцией. Никто не приходит на наряд, не отмечает прогулявших. В результате шахтерам не за что платить заработную плату. Так администрация переложила решение экономических проблем на плечи шахтеров. Основная масса из них так и не поняла, за что на самом деле голосовала. Вот как охарактеризовал данную ситуацию бывший председатель профкома Росуглепрофа: «Они принимают решение и не понимают, что встают на собственные яйца. У них в мозгах только одно – заполнить желудок. Одни эмоции. Разума здесь нет. Разум придет позже, но будет поздно». Разобщенность профсоюзов позволила администрации провести выгодные для себя решения через конференцию трудового коллектива и, используя легитимные рычаги, распустить рабочий комитет руками самих рабочих.

8.3.2.4. Выводы по предприятию

На основе данных, полученных в ходе исследования, можно сделать вывод о том, что тяжелое финансовое положение работников угольных предприятий во многом связано не только с недостаточным финансированием отрасли, но и с деятельностью высшего менеджмента, которую можно охарактеризовать как манипулирование работниками в ущерб материальным интересам последних. Ниже приводится ряд примеров подобных манипуляций, являющихся частью управленческих стратегий руководства предприятий в условиях финансовой нестабильности и отсутствия должного контроля над финансово-хозяйственной деятельностью предприятий, как со стороны властей, так и со стороны акционеров.

а) В условиях многомесячных задержек заработной платы рабочие ставятся перед выбором – продать акции за бесценок или получить зарплату. Примером является шахта «Обуховская», где собственник предприятия (которого шахтеры, у которых мы брали интервью, с некоторой долей отчуждения и презрения называли «Инвестор») заявил о том, что намерен осуществлять инвестиции в производство только в том случае, если будет уверен, что сможет реально управлять предприятием. Для этого, по его словам, ему необходимо было получить контрольный пакет акций. По его инициативе приоритет при выплате заработной платы отдавался тем работникам, которые продали свои акции предприятию. Таким образом, руководство, пользуясь многомесячными невыплатами зарплаты, а зачастую умышленно ее задерживая, вынуждало работников почти за бесценок сдавать акции в обмен на выплату части долгов по зарплате.

б) Искусственная остановка предприятия с целью небольшого недовыполнения плана по добыче угля. Проявляется это в том, что большую часть месяца угольщики работают и выдают уголь на-гора. В конце месяца предприятие намеренно останавливается руководством под предлогом якобы начавшейся забастовки или по решению российской горно-технической инспекции (РГТИ). Рабочим при этом сообщают, что, в связи с объективными обстоятельствами план выполнить не удалось; после чего им выплачивается 2/3 тарифа. Таким образом, руководство предприятия экономит огромные средства из фонда заработной платы предприятия и облегчает финансовое положение за счет недополучения средств его работниками.

в) Ложная забастовка: люди приходят на работу и узнают, что шахта стоит, так как началась стихийная забастовка. Выяснить, кто забастовал и когда, не удается. О забастовке им сообщает начальство. Никто на предприятие не допускается. На то, что это подтасовки руководства, указывает тот факт, что решения РГТИ об остановке добычи руководство выполняет очень выборочно, т.е. только в тех случаях, когда видит в этом свой собственный интерес. Поскольку оборудование на большинстве шахт изношено на 60-80 %, нарушения условий безопасности труда и техники безопасности носят не просто массовый, а постоянный характер. Поэтому горно-технические инспектора практически всегда имеют причину для принятия решения об остановке производственного процесса. Следовать этому решению или нет, – чаще всего выбор остается за руководителем предприятия. Например, на шахте «Обуховская» 24 января РГТИ выдала запрет на ведение подземных работ. Тем не менее добыча угля продолжалась, несмотря даже на подземную забастовку, организованную работниками одного из добычных участков.

г) Посредством манипулирования мнением конференции трудового коллектива директор перехватил инициативу, и произошла трансформация забастовки в локаут. Ранее нам был известен лишь один случай такого преобразования (Ильин, 1998), однако в той забастовке трудовой коллектив отказался от руководства акцией со стороны профсоюзов. Данный случай – первый, когда выход из забастовки в локаут произошел при участии (бездеятельном) двух профсоюзов и был одобрен трудовым коллективом. Этот пример показывает, что от участия или неучастия профсоюза в конфликте на предприятии мало что зависит. Все решения принимает администрация, и все зависит от ее доброй воли и искусства манипулирования работниками.

Участники ранее рассмотренного конфликта на «»Обуховской» смогли использовать собрание угольщиков российского Донбасса в своих интересах. Трудовой коллектив «»Октябрьской-Южной» оказался не в состоянии предложить собранию такую «изюминку», как возможность смены собственника предприятия, и ничего не получил от собрания. Требования «Октябрьской-Южной» были чисто экономические, обращены только к местным руководителям и никак не могли быть использованы для изменения расстановки сил в отрасли или регионе.

Выводы

Рассмотренные в данной главе примеры дают нам полный набор инструментов, используемых против работников с целью их разобщения и предотвращения солидарных выступлений.

Вся политика руководства предприятий, в т.ч. кадровая политика, направленная на разрушение сложившихся (и поэтому представляющих определенную силу) коллективов смен и участков. Так, на шахте «Обуховская», по словам работников, коллективы «переженили», т.е. стабильные коллективы соединили с вновь прибывшими с других предприятий и тем самым разрушили старую, сложившуюся систему взаимопонимания и солидарности среди шахтеров. Это называлось в качестве одной из главных причин раскола коллектива.

Другой пример с МДУ (монтажно-демонтажный участок) шахты «Октябрьская-Южная». По словам представителей рабочего комитета, «самых непокорных начальство перевело по приказу на 2 месяца на малооплачиваемые участки. А потом перевели всех «крикунов» на вновь образованный участок, на котором они сейчас маются».

Немаловажное значение в разобщенности трудового коллектива сыграла географическая разбросанность работников предприятия. В связи с ликвидацией большого числа шахт на одном предприятии работают жители многих поселков (разрушается одна из основ шахтерской солидарности, связанная с тем, что работники одной бригады живут по соседству. Подрывается общинный дух, столь необходимый для организованных солидарных выступлений).

Вовлечение городской администрации в трудовые отношения на предприятии проявилось как давление мэра на трудовой коллектив «Обуховской». В ходе забастовок в городе отключалось тепло, вода, энергия, якобы по причине того, что шахта не дает необходимого для этого угля. Таким образом, городские власти изолировали бастующих шахтеров от остального населения города.

Одним из примеров целенаправленного раскола коллектива администрацией предприятия является выплата зарплаты только участникам акций, например, только двадцати одному участнику голодовки на шахте «Обуховская». Рабочим бастующего забоя говорится, что, если они уволятся, им выплатят все деньги, но не из фонда заработной платы, для того чтобы они согласились и ушли. Рабочим на участке в это время предлагается написать заявление о том, что они согласны на уменьшение своей зарплаты для выплаты бастующим. Согласительные комиссии говорят работникам других участков, что выплатят бастующим под землей деньги за их счет.

Администрация предприятий прилагает все усилия для того, чтобы «очистить» трудовые коллективы от активистов и прочих «нарушителей порядка». Одним из действий стала выплата всей задолженности с условием, что бастующие пишут заявления с просьбой уволить их «по собственному желанию».

В обоих конфликтах забастовщики не получили помощи ни от теркома профсоюза, ни от отраслевой (АО «Ростовуголь»), ни от местной администрации. Все были заняты подготовкой к заседанию правительства «по углю». Все силы были задействованы на борьбу за бюджетные деньги, и угроза теркома о возможном марше шахтеров была аргументом, усиливающим позицию ростовских участников правительственного совещания. Существование разногласий между Росуглепрофом и НПГ завершает картину раскола внутри шахтерского движения. Отсутствие доверия друг к другу не дало возможности лидерам и активистам обоих профсоюзов не ритуально, а реально объединить свои усилия в рабочем комитете.

Результатом таких действий администрации и властей и бездействия профсоюзов стал подрыв солидарности и атомизация работников. Попытки профкома Росуглепрофсоюза собирать личные заявления членов профсоюза с подписью, подтверждающей готовность участвовать в акции протеста, являются свидетельством полной раздробленности трудового коллектива и недоверия между профсоюзными лидерами и рядовыми членами.

Таким образом, целенаправленные усилия руководства предприятий и местных властей, направленные на подрыв органической рабочей солидарности, дополняются отсутствием реальной поддержки первичкам со стороны вышестоящих профорганизаций и расколом между первичками разных профсоюзов на одном предприятии. Можно сказать, что солидарность в профсоюзных структурах спорадическая, однонаправленная. Первички хотя бы изредка откладывают начало своих забастовок до дня единых действий, усиливая требования территориального или отраслевого профсоюза, в то время как вышестоящие профорганизации никогда не организовывали забастовок солидарности с бастующими предприятиями.

Организованное участие в городских акциях и их завершение не означает прекращения забастовок на отдельных предприятиях. Вышестоящие профсоюзные структуры получают дополнительный вес на переговорах в результате участия первичек в широкомасштабных акциях, сами же первички никаких положительных изменений от этого не чувствуют.

Собрание угольщиков российского Донбасса не было механизмом социального партнерства, хотя парадокс состоит именно в том, что именно такой является традиционная форма российского социального партнерства.. Несмотря на то, что стороны выступали, говоря каждая о своих проблемах, это вряд ли можно назвать переговорным процессом. Проблем, существующих между властями, работниками и работодателями, это собрание не разрешало, да и не ставило перед собой такой задачи. Внутренние различия и противоречия отступили на задний план перед проблемой защиты региональных отраслевых интересов. Цель собрания можно определить как формирование позиции региона для переговоров в правительстве. Функция собрания при таком рассмотрении выглядит совершенно ясной: это механизм лоббирования региональных интересов.

Отличие ростовского собрания от подобных собраний в других регионах состоит в том, что его организатором и руководителем выступил лидер теркома профсоюза, который благодаря своему статусу депутата Госдумы (т.е. включенности в политическую структуру высшего уровня) имеет возможность лично принимать участие в переговорах с правительством. Обычно переговорная функция отчуждается у территориальных профсоюзных организаций руководством угольных компаний и/или региональной администрацией.

Российский Комитет (РК) профсоюза говорит от имени всех угольщиков, а для профсоюзов на местах главное – решить свои (местные, региональные) проблемы. На высшем правительственном уровне РК и компания «Росуголь» (позднее Госкомитет по углю) отстаивают интересы отрасли, а директора угольных компаний и местная администрация – региональные интересы, и именно последним делегируют шахтеры свои голоса, подкрепляя их региональными акциями.

В обоих рассмотренных в главе примерах конфликты на предприятиях, начатые работниками, получали резкий отпор со стороны директоров. Тот факт, что оба конфликта были «погашены», но остались нерешенными и не вышли за пределы предприятия, свидетельствует о том, что у директоров есть власть позволить или предотвратить выход конфликта за рамки предприятия и они могут вести направлять конфликт в любом нужном им направлении. Наличие или отсутствие профсоюзной организации на предприятии оказывает очень несущественное влияние на ход конфликта; оно оказывается важным лишь в том случае, когда конфликт выходит за ворота шахты. Тогда директор может держать под контролем акцию протеста, манипулируя временным совпадением интересов руководства и трудового коллектива в выбивании денег из «верхов», делая это через профсоюзную организацию или созданный на предприятии стачком. Однако привлечение широкого общественного внимания к акции протеста, вспыхнувшей на шахте и готовой перекинуться на другие угольные предприятия, возможно лишь в условиях политической нестабильности.

После выборов в Государственную Думу в 1995 г. и президентских выборов 1996 г. в стране сложился баланс политических сил, и шахтеры не могли рассчитывать на то, что их выступления в состоянии этот баланс нарушить и могут быть использованы какими-либо группами в правительстве или парламенте для усиления своих позиций. А, как известно, лишь в этом случае обращения и протесты шахтеров могут привлечь внимание и получить поддержку со стороны политических сил. Поэтому вместо общероссийских акций для лоббирования региональных интересов были использованы угрозы региональных акций (включая такую форму, как гражданское неповиновение).

В качестве урока для профсоюзов можно отметить, что в случае владения предприятием частным собственником вопросы погашения долгов по зарплате и прочие аспекты, связанные с регулированием трудовых отношений, необходимо решать только в рамках предприятия, путем давления на собственника. Только работа профкома и профактивистов на низовом уровне может преодолеть разобщенность. Выход конфликта за пределы предприятия может принести пользу трудовому коллективу, если для собственника появляется опасность передела собственности в результате вмешательства внешних сил.

[1] Данная глава написана на основе материалов исследования и отчета, подготовленного автором совместно с коллегами из ИСИТО Петром Бизюковым, Ольгой Винокуровой и Антоном Леппиком.

[2] В январе в ежевечерних новостях по центральному телевидению в течение недели транслировались кадры о марше румынских шахтеров на столицу.

[3] В ходе собрания на шахте «Октябрьская-Южная» (16.02.99) также поднимался вопрос о воровстве, принявшем невероятные масштабы. Реплики из зала нередко были направлены против работающей охраны от «Ростовугля», задача которых, по словам некоторых работников, состояла в том, чтобы тащить самим, не давая воровать другим. В условиях многомесячных задержек заработной платы многие работники рассматривают кражу угля, растаскивание шахтного оборудования, вырубание кабеля для продажи цветного металла как способы индивидуального выживания. Рабочее место, таким образом, становится источником незаконного дохода, сами трудовые отношения приобретают в таких условиях криминальный оттенок.

[4] Тот факт, что призывы к радикальным действиям находят бурную поддержку в виде аплодисментов и выкриков одобрения, свидетельствует о настрое большинства работников на получение быстрого эффекта от краткосрочной экстраординарной акции. Угроза демонстративного радикализма – это обратная сторона несостоятельности оказывать повседневное давление на работодателя.

[5] Как показали наблюдения, представитель теркома профсоюза присутствует на собраниях трудовых коллективов, когда решается вопрос о том, начинать ли забастовку. Практически без исключений, его роль сводится к объяснению работникам невозможности что-то решить путем забастовки на отдельном предприятии и к призыву отложить забастовку до времени проведения региональной или всероссийской профсоюзной акции. Таким образом, в противостоянии с директором шахты реальной помощи от теркома работники не получают.

[6] Эти требования неоднократно озвучивались обоими профсоюзами в ходе многочисленных сменных собраний, когда возникали стихийные кратковременные остановки работы или когда рабочие перед сменой заявляли о том, что они отказываются от работы. Председатели обоих профсоюзов выступали перед рабочими, доказывая бессмысленность забастовки на отдельной шахте и призывая отложить выражение протеста до широкой профсоюзной акции. Лидеры профсоюзов записывали требования, обсуждали с директором возможности их выполнения, и они были известны всем работникам шахты.

[7] Прошедшие в Румынии шахтерские волнения с организацией марша протеста на Бухарест взволновали российских угольщиков. Они увидели в этой форме протеста дополнительный рычаг давления на Центр и во всех спорах и разговорах угрожали администрации организацией похода на Москву. В то же время шахтерские акции 1998 г., в том числе, «рельсовая война», выразившаяся в перекрытии железной дороги, показали низкий уровень реального участия работников. В перекрытии железной дороги принимали участие всего около 2 тыс. человек из 60 тыс. работников, хотя почти все поголовно кричали и том, что будут участвовать в акции. Такая разница между протестными намерениями и реальным протестным поведением дала возможность властям и руководителям предприятий и объединений обвинить лидеров профсоюзов в том, что они не выражают интересы работников, а используют их, провоцируют беспорядки в регионах, выполняя социальный заказ определенных политических сил. По этой причине лидеры Росуглепрофсоюза решили собрать с работников индивидуальные заявления об их намерении участвовать в последующей акции. Это преследовало две цели. Во-первых, давало профлидерам док