НИККИ НАЙН: ГЛАВА 16

The Doors были домашней группой в «Виски э Гоу-Гоу» — по крайней мере, так было до тех пор, пока Джим Моррисон не начал петь о желании трахнуть собственную мать. Премьера Buffalo Springfield состоялась в «Трубадуре». The Byrds были домашней группой, жившей дальше по улице рядом с «Чиро». В «Газзарри» на Ла-Сьенега была домашняя группа под руководством Эдварда Джеймса Олмоса, актера. Владелец — сам Газзарри — любил наряжаться в костюмы в тонкую полоску с широкими лацканами, как гангстер старой школы в чикагском стиле. Сансет-Стрип — это место, где в Лос-Анджелесе прошли шестидесятые. Именно здесь находились лучшие музыкальные магазины и бутики одежды, которые обслуживали модников и хиппи. Там были музыкальные магазины, звукозаписывающие лейблы, студии: Sunset Sound, Western Recorders, A&M, RCA (где Стоунз записали «Satisfaction»). На Стрипе даже были свои собственные беспорядки, которые вспыхнули в 1966 году, когда тысячи детишек взбесились, протестуя против комендантского часа в 10 часов, город пытался обеспечить соблюдение закона. Именно об этом была самая известная песня Buffalo Springfield, а не о Вьетнаме или о чем-то, связанном с гражданскими правами. «For What It's Worth» (прим. пер.: «Чего ради») была песней протеста о беспорядках на Сансет-Стрип.

Даже отели на Сансет были знамениты. «Шато Мармон» и «Хаятт Хаус», который все называли «Райот Хаус» (прим. пер.: «Дом беспорядков»). Кит Мун и Кит Ричардс выбрасывали там телевизоры с балконов. Джон Бонэм разъезжал на «Харлее» взад и вперед по коридорам. Все выходки рок-звезд, которые вы можете себе представить, а некоторые, вероятно, и нет, происходили на регулярной основе.

Когда Motown переехали из Детройта, компания обосновалась в офисе на Сансет. «Радуга» открылась в 1972 году. «Английская дискотека Родни Бингенхаймера» стала пристанищем вдали от дома для британских эмигрантов: Дэвида Боуи, Элтона Джона, Джона Леннона, Мика Джаггера. Даже группи Родни Бингенхаймера были знамениты. «Рокси» открылся в 1973 году. Затем, в 1974 году, Van Halen начали регулярно выступать в «Газзарри».

Van Halen были крупнейшей группой, выступающей на вечеринках на заднем дворе в Пасадене, когда Эдди и Алекс еще учились в средней школе. Всякий раз, когда они играли, приходила вся школа. Но «Газзарри» был «Гамбургом» Van Halen: местом, где они отыгрывали по три-четыре сета за вечер и играли так жестко, как никогда раньше.

К тому времени, когда я приехал в Голливуд, они уже переросли клубы. Van Halen перешла от «Газзарри» к более крупным заведениям, таким как «Старвуд», к выступлениям на разогреве у Блэк Саббат, стала со-хедлайнером с Аэросмит. Но они были такой сильной частью сцены так долго, что их отсутствие все еще было заметно: это больше напоминало вызов, чем пустоту. После этого сцена раскололась. У вас были панки старой школы. У вас были новые панки, приехавшие из округа Ориндж. У вас были первые признаки новой волны. Самой большой группой, играющей хард-рок в клубах тогда, была Quiet Riot.

Quiet Riot являлась группой Рэнди Роудса. После Эдди Ван Халена Роудс был самым интересным, самым инновационным гитаристом в Лос-Анджелесе. Оба родителя Рэнди были учителями музыки. Когда отец Рэнди ушел из семьи, его мать открыла музыкальную школу, чтобы платить за аренду. Рэнди был ее лучшим учеником. Он играл на классической гитаре, которую вы можете услышать, если внимательно прислушаетесь к его соло. Он изучал теорию. Он брал уроки всего один год, прежде чем его учительница гитары объявила, что учить его больше нечему.

Рэнди был крошечным и светловолосым, как эльф. Он носил жилеты и галстуки-бабочки в горошек, и я пробивался вперед всякий раз, когда выступали Quiet Riot, и смотрел, разинув рот, на то, что он делал.

Вокалист Quiet Riot тоже был великолепен. Кевин ДаБроу любил Стива Марриотта и его The Small Faces. У Марриотта был один из величайших рок-н-ролльных голосов — Джимми Пейдж хотел, чтобы он играл в Лед Зеппелин, прежде чем согласиться на Роберта Планта, — но ДаБроу не стеснялся, когда изо всех сил старался подражать Марриотту. У него был чертовски хороший свой голос.

Мы уделили пристальное внимание Quiet Riot, и я проводил некоторое время с ребятами из группы.

Мы с Рэнди так и не стали близкими друзьями. Но мы тусовались в «Старвуде», где Quiet Riot были главным номером. Мы вместе рубились в «Астероиды». Мы пили любимый напиток Рэнди — джин с тоником. Много мы его выпили. Похмелье было сильным, но возможность провести время с Рэнди того стоила. Мы также вместе музицировали — не часто, но время от времени. Я ездил на своем «Фольксвагене» в Бербанк, где Рэнди все еще жил со своей матерью. У меня был мой усилитель SVT и мой кабинет SVT, и мама Рэнди помогала нам закатить его по подъездной дорожке в его спальню. У Рэнди был постер с Джими Хендриксом, двойной матрас на полу и усилитель — возможно, это был небольшой «Фендер Реверб», — который он повернул лицом к стене.

«Зачем ты сделал это со своим усилителем?» — спросил я его.

«Мне нравится звук, который доносится сзади».

Quiet Riot записали два альбома, но эти альбомы вышли только в Японии. Казалось, не имело значения, насколько велики они были на сцене: все американские лейблы отвернулись от хард-рока. Гитары были готовы вот-вот уйти. Синтезаторы были в моде. Но Рэнди показал мне свои альбомы, и я был впечатлен. Они были достойными, или более чем достойными. У Quiet Riot была отличная песня под названием «Slick Black Cadillac» (прим. пер.: «Гладкий черный кадиллак»). Рэнди научил меня ее играть. Я тоже показал ему песни, которые писал. Потом мы с его матерью садились за стол.

Но в глубине души я охотился за Рэнди, охотился за Кевином, охотился за местом Quiet Riot в топе.

Должно быть, это был 1978 год, потому что в 1978 году я познакомился с басистом Quiet Riot Руди Сарзо. На самом деле, я уверен, потому что по сей день у нас с Руди одно и то же прозвище друг для друга: «Семьдесят восемь».

Но в 1978 году я почти занял место Руди.

Кевин ДаБроу наткнулся на меня в «Старвуде» и попросил прийти к нему на следующий день. Я так и сделал, и был удивлен, увидев, насколько это было шикарно. Ни у кого из моих знакомых в то время не было квартиры и вполовину такой хорошей, как у Кевина. В то время я этого не знал, но у ДаБроу были деньги семьи. У него была хорошая мебель и модная стереосистема с самыми большими динамиками, которые я когда-либо видел.

В семидесятые мы обычно сидели на полу и слушали музыку. Итак, мы сидели на полу и слушали Slade, Sweet, Bad Company и кое-что из Стива Марриотта. Кевин сыграл мне несколько песен со своих японских альбомов. Затем он сказал: «Слушай, мы подумываем избавиться от нашего басиста...»

Я ему категорически отказал. В конце концов, он нанял Руди.

Сегодня я думаю: «У него был контракт на запись. Почему я сдал?»

Кевин был таким хорошим певцом. Он положил все на кон, и в его группе был величайший гитарист после Эдди Ван Халена. Я был деревенщиной, прямо с автобуса из Айдахо.

Но даже тогда я думал: «У меня есть свои собственные идеи».

Полагаю, тогда Кевин отвернулся от меня. Не помог и тот факт, что его следующая группа, ДаБроу, разогревала Мотли Крю. Позже, после того, как Рэнди скончался, а Кевин реформировал Quiet Riot, он не переставал говорить гадости обо мне и Мотли, особенно в прессе.

Я не принимаю такие вещи в штыки. Я нанес ответный удар ДаБроу, зная, где будет больнее.

С того дня, как я встретил его (и, я полагаю, задолго до этого), Кевин начал лысеть. Он использовал странную дрянь из банки, чтобы выглядело так, будто его волосы не были клочковатыми и редкими, но это всегда приводило к обратным результатам, потому что на сцене, под светом софитов, вся эта черная дрянь начинала стекать по его лицу.

Когда он начал оскорблять меня в прессе, и мне стали звонить, чтобы я ответил, я просто говорил о волосах Кевина. Я говорил, что он был зол, потому что лысел.

Я думаю, мы оба были придурками. С другой стороны, как мог бы сказать мне мой дядюшка Дон, это не шоу-друзья — это шоу-бизнес. Сегодня я благодарен Кевину. Когда Лондон только начинал свою деятельность, мы смотрели, как Quiet Riot выступают в «Старвуде», устраивая аншлаги по выходным, и говорили себе: «Чувак, может быть, однажды и у нас получится. В один прекрасный день мы сможем добиться этого для нашей группы». Рэнди и Кевин задали высокую планку.

***

Примерно в то же время я переехал к Энджи, которая писала и пела в группе под названием Tripper и изучала журналистику в Университете Калифорнии. Я прошел прослушивание в Tripper, поехал в Хоторн со своим басом «Фендер» и всем своим снаряжением, но обнаружил, что гитарист мне не нравится. У него были кудрявые волосы, а я твердо придерживался мнения, что кудрявым волосам не место в рок-н-ролле. Хуже, чем его волосы, ему нравились Rush — он хотел это тонкое, напряженное, как на «Рикенбакере» басовое звучание. Я ненавидел Rush. Мне нравилось, когда у баса звук жирный и густой, с огромной глубиной.

На самом деле, я ненавижу Rush по сей день. Я понимаю, что они талантливые ребята. Но я мог бы спросить вас: «Вам нравится Rush?»

Если я спрошу, вы должны ответить «нет». В противном случае у нас, скорее всего, не сложатся особые отношения.

Но мы с Энджи поладили. Мы ненавидели одни и те же группы. Нам нравились одни и те же группы. У нас был одинаковый вкус в одежде. Мы одинаково начесывали наши волосы. Когда мой дом на Голливудском бульваре сгорел дотла, я переехал в ее квартиру на Бичвуд-драйв. Сначала нас было трое: Энджи, Лиза, ее соседка по комнате, и я. Но мы с Лизой тоже не ладили — это было похоже на

повторение моего взаимодействия с гитаристом Энджи, за исключением того, что мне не пришлось играть в его группе. Мне действительно пришлось жить с Лизой. Изо дня в день она была там.

Мне нравилась эта квартира. Мне нравился Бичвуд-Каньон, который был полон музыкантов, писателей, художников, актеров в процессе съемок. Было совершенно ясно: Лизе придется уйти, или нам с Энджи придется съехать. Но эта ситуация разрешилась сама собой, когда я решил покрасить волосы в черный цвет в ванне.

У меня было много волос — на это ушло много краски, — и эта черная краска разлилась повсюду.

«Это так отвратительно», — сказала Лиза, когда вернулась домой. «Это просто так... мерзко».

Я сказал ей: «Если тебе не нравится, ты не обязана оставаться».

Были какие-то крики, и Лиза, возможно, разбила несколько наших тарелок, когда уходила. Но это был последний раз, когда я ее видел.

Мы с Энджи ходили на двойные свидания с Лиззи и его девушкой — которую тоже звали Лиза. Я не мог убежать от Лиз. Мы ходили в «Радугу», где у Джо Ди Маджио и Мэрилин Монро было первое свидание, или выпивали бутылочку, прогуливаясь по Стрипу. Мы посещали концерты, а потом полночи не спали, делясь впечатлениями. Когда Аэросмит давали приватный концерт под названием «Доктор Джей Джонс и интерны», мы были там. Позже я набросал все это на стопку салфеток для коктейлей: где стояли Стивен Тайлер и Джо Перри, как они двигались, все, что они могли бы сделать, чтобы получить еще больше от этого выступления. Я всегда думал, всегда разрабатывал стратегию, всегда был в клубах.

Энджи тоже постоянно отсутствовала, потому что она писала о группах для «Вестника Анахайма».

Одной из таких групп была Squeeze — Squeeze, кавер-группа из Калифорнии, а не поп-группа из Англии. Энджи встречалась с фронтменом группы Джеффом Николсоном. Она разработала логотип группы, который я увидел, листая один из ее альбомов для вырезок. Я подумал, что она проделала отличную работу, нарисовав парня в гриме Kiss, сжимающего женщину в руке, как Кинг-Конг сжимает Фэй Рэй.

Squeeze была из Риверсайда. Я никогда не был в Риверсайде и не слышал о Squeeze. Но мне было интересно, и я задал несколько вопросов.

Джефф пел и играл на басу. Он начал играть в кавер-группах с Сэмми Хагаром.

Затем, по словам Энджи, они с Сэмми пошли в разных направлениях. Джефф сформировал Squeeze и дал себе сценическое имя: Niki Syxx (прим. пер.: Никки Сикс).

Мне сразу понравилось это имя — даже несмотря на то, что в нем отсутствовала эта милая дополнительная буква «к». Тогда и там я решил украсть его.

Какое-то время я ходил вокруг да около, называя себя Никки Лондон. Но в конечном итоге это вызвало проблемы из-за того, что мы называли «Синдромом Ван Халена». Лондон не был моей группой в том смысле, в каком Sister была группой Блэки. Лондон был более демократичным, и если Лиззи, Дэйн и я не сделаем то, что сделали Рамонес — если Лиззи и Дэйн тоже не поменяют свои фамилии на Лондон, — будет трудно избежать впечатления, что все это было моей группой, а не группой всех остальных.

Мне нужно было срочно что-то предпринять. Мы начали устраивать лучшие концерты в лучшие вечера в знаковых местах. Мы чувствовали, что догоняем Рэнди, Кевина и всех остальных на Стрипе.

У меня не было никаких сомнений: мы станем знаменитыми.

Я некоторое время думал об этом. «Никки Найн» ненадолго было на рассмотрении. Мне понравилось, как звучало Никки Найн: жестко и в стиле панк-рока.

Потом я подумал: «К черту». «Ладно, — сказал я Энджи, — я просто буду Никки Сиксом».

«Фрэнк!» — возмутилась она. «Ты не можешь быть просто Никки Сиксом! Это сценический псевдоним Джеффа».

«Неважно», — ответил я. «Он никогда не станет известным».