ИЗВЕРЖЕНИЕ: ГЛАВА 13

Дон помог мне снять квартиру с одной спальней в Глендейле и подписал договор аренды. Иногда я жил там один. Иногда у меня было несколько соседей по комнате. Временами у меня их было больше, чем несколько, и я спал на матрасах на полу. У меня был старый «Бьюик» — настоящее ржавое ведро 1948 года выпуска, — за которое я заплатил сотню баксов. Мне пришлось нажимать на тормоза снова и снова, чтобы заставить его остановиться. Именно тогда я узнал о воздухе в тормозной системе и понял, как менять тормозные колодки. У меня не было денег на механика.

Я ездил на «Бьюике» в Бербанк, где была моя новая работа. К этому моменту меня уже уволили за кражу в музыкальном магазине. Теперь я чистил ковровые покрытия, ковры и мебель. Пароочиститель представлял собой просто большую коробку со шлангом — наливаешь в нее воду, она нагревается, затем отпариваешь ковры и чистишь мебель. Каждый день я забирал его в Бербанке и выезжал по вызовам на дом. Я очень быстро сообразил, что могу прижать большую машину к двери и оставить ее включенной, пока буду рыться в аптечках. Я крал немного таблеток, делил несколько со своими друзьями, остальное продавал и покупал музыкальное оборудование: педали, блоки эффектов, шнуры. Но я потерял работу из-за «Скотчарда» (прим. пер.: средство для защиты обивки) — дополнительные продажи, которого использовала компания. Я говорил клиенту: «Я обработаю весь Ваш дом. Это стоит 120 долларов, но я готовлюсь к поступлению в колледж. Если Вы мне поможете, я займусь всем домом за 50 долларов».

Я использовал старую добрую воду вместо «Скотчгарда». Когда я приносил пароочиститель обратно, я говорил своему боссу: «Извините, сегодня никому не нужны были допродажи».

Потом меня вызвали в дом в Топанге. Хозяева были хиппи, у них была куча кошек, и кошки обоссали полностью одну из комнат.

Я посмотрел на это и сказал: «Хорошо. У нас есть спрей для маскировки домашних животных. Когда я закончу уборку, Вы ничего не почувствуете».

Они были так благодарны: «О, спасибо, спасибо! Господи, мы не знаем, что делать с этими кошками!»

Но такой штуки, как маскировщик домашних животных, не существовало. Я использовал воду, как обычно.

Но, на самом деле, от воды кошачья моча стала вонять еще хуже. Это вывело запах прямо на поверхность.

Хиппи позвонили в офис: «Что не так с этим спреем для маскировки домашних животных?»

В следующий раз, когда я пришел на работу, у моего босса на столе стоял кассетный проигрыватель.

«Зацени-ка», — сказал он и поставил мне демо-версии Van Halen. Это были записи, которые Джин Симмонс сделал с группой в Лос-Анджелесе: «Women in Love», «Runnin’ with the Devil». Куча их песен. Van Halen появились на вечеринках в Пасадене — они стали биг-бэндом на Сансет-Стрип — и никто из тех, кому довилось их услышать, никогда не слышал, чтобы кто-то играл так, как Эдди Ван Хален.

«Срань господня», — воскликнул я. «Невероятно!»

«Так и есть», — согласился мой босс. «Я чувствовал, что они тебе понравятся. Но знаешь, что еще? Ты уволен».

***

Во второй раз, когда я услышал Van Halen, я устроился работать на линию в цех по производству стали. Это было такое место, где один парень просверлил отверстие в металле, лента протянула это отверстие по линии, а другой парень вставил заклепку.

Я чертовски ненавидел эту работу. Я расслаблялся, насколько мог, пробираясь в ту часть цеха, где хранился запасной металл, и сидел на земле, читая мемуары Элиса Купера. У меня все еще есть мой старый, потрепанный экземпляр, хотя у меня также имеется и тот, который Элис подарил мне гораздо позже.

«Никогда не забывай: когда-то я был гораздо опаснее тебя», — написал он на титульном листе. Эта книга до сих пор является моей бесценной собственностью.

Но каждый день я отрабатывал смену в этом цеху. После работы я отправлялся в дом, где жила группа под названием the Soothsayers. The Soothsayers были группой типа Дип Перпл — они играли блюзовый рифф–рок. Я написал для них тексты песен. Я еще не играл в группах, но подумал, что было бы здорово услышать мои тексты, даже если их играла какая-то другая группа. Кроме того, я многому научился. Я услышал много нового в этом доме: The Cars только что появились. The Clash и Пистолз, которые выглядели как панки, но писали песни, которые были по-настоящему традиционными, солидными рок-песнями. Песни Секс Пистолз были точь-в-точь как песни Kinks, с плоскими третьими (прим. пер.: нотами) и плоскими седьмыми, как когда-то играли Kinks.

Это было примерно в то время, когда появился первый альбом Van Halen. Я был там, когда The Soothsayers впервые играли его.

«Runnin’ with the Devil» была первой песней альбома.

«Eruption» (прим. пер.: «Извержение») была второй.

«Извержение» стала безумным откровением. Ричи Блэкмор по-прежнему оставался моим любимым гитаристом, но Блэкмор не смог бы сыграть то, что играл Эдди Ван Хален. Это было настолько быстро и настолько плавно. В тот момент я был так счастлив, что я не гитарист. Что вообще не техничный игрок. Но гитарист the Soothsayers обхватил голову руками.

«Я ухожу», — вздохнул он. «Я ухожу».

Он действительно имел это в виду. Многие гитаристы, услышав данный трек, говорили: «Я должен понять, как так играть». Но этот гитарист знал лучше. Он вынес вердикт: «Это недостижимо». И действительно уволился. Просто так, это стало концом группы.

***

У меня не было никакого желания уходить. Я до сих пор не был великим игроком, но я упорно трудился, чтобы попасть в их число. Я учился. Я подыгрывал записям, сочинял и играл свои собственные мелодии поверх песен, менял аккорды, создавал свои собственные последовательности аккордов. Делал все, что мог, чтобы стать лучше, как автор песен, автор текстов и басист. Я был не просто подростком, который стал изгоем. Для всего, что я делал, у меня была причина. Если я и воровал, то только для того, чтобы финансировать то, чем должен был заниматься. Музыка для меня была формой выживания. Это было моей целью. Она была больше меня.

По словам моей жены, у меня есть жгучее желание осваивать и покорять новые вещи. «Я могу только представить, каково тебе было, когда ты был моложе», — говорит она мне.

Я не слишком отличался от того человека, которого она знает сейчас. Я уже был одержим. Моя личность уже была погруженной, захватывающей, поглощающей. У меня была мечта, и я преследовал свою цель, забыв обо всем остальном.

Я был, несомненно, тем, кем являюсь сегодня.

***

Жил ли я по-прежнему в Глендейле? В какой-то момент Дон позвонил мне: «Фрэнки. Прошло несколько месяцев с тех пор, как ты платил за квартиру».

Я ответил: «Я пытаюсь!»

Но я не слишком старался. Я тратил все свои деньги на усилители, на

оборудование. Я получил уведомление о выселении, но после этого еще некоторое время оставался с запиской на двери. Потом были и другие, странные условия жизни. Комнаты в гостевых домах. Жуткие маленькие квартирки. В Бербанке я жил в переоборудованном гараже и работал в «Спиртных напитках Бюрбанка», прямо на бульваре Бербанк. В этом винном магазине я впервые встретил Мика Марса, который однажды вечером пришел, одетый во все черное, с черными волосами до половины задницы, и купил полпинты текилы.

Настоящее имя Мика — Боб Дил, а его сценический псевдоним в то время был  Зоркий Шарламань.

Мы смотрели друг на друга, как два уличных кота со вздыбленной шерстью.

«Ты играешь?» — спросил я.

«Я гитарист. Ты играешь?»

«Я немного играю. Чем ты увлекаешься?»

«Джефф Бек».

Мне нравился Джефф Бек. Моим любимым альбомом был « Blow by Blow ». Для

инструментального альбома это была отличная рок-н-ролльная пластинка.

«Пол Баттерфилд».

Я спросил: «Кто?» Я никогда не слышал о Баттерфилде.

«Чем ты увлекаешься?»

Аэросмит. The New York Dolls. Мне нравятся Джо Перри и Джонни Тандерс».

«Ладно», — бросил Мик. «Но если захочешь услышать настоящего гитариста, приходи в «Стоун Пони». Играет моя группа Spiders and Cowboys (прим. пер.: Пауки и ковбои).

«Стоун Пони» находился дальше по улице от моего гаража. Я каким-то образом попал туда, хотя и был несовершеннолетним, и это сильно изменило меня, потому что Мик исполнил гитарное соло, используя подставку для микрофона в качестве слайда (прим. пер.: наконечник на палец для игры на гитаре). Несколько лет спустя я спросил его об этом.

«Конечно», — кивнул он. «Я помню».

«Ты можешь сделать так в этой песне?» Я только что написал песню под названием «Piece of Your Action».

«Я все продумал», — ответил Мик.

Он сыграл ее, и это было потрясающе. Мик безумно гордится тем, что он великий

гитарист. Он может не говорить об этом подробно, но он позаботится о том, чтобы вы это знали.

В тот вечер в «Стоун Пони» мы вместе напились и поговорили — я, спотыкаясь, добрался домой до своего гаража и больше не видел его до того дня, когда он

пришел на прослушивание в Мотли Крю. Он разместил объявление в «Утилизаторе»: «Громкий, грубый, агрессивный гитарист». Мы ответили на него, и Мик оказался таким, как и было сказано. Он был всем, что мы искали. Но нам двоим потребовалась неделя, прежде чем мы поняли, что встречались раньше в «Стоун Пони». У меня были длинные каштановые волосы. Теперь у меня были невероятно длинные иссиня-черные волосы. Тогда мы звались Фрэнки и Зорки. Теперь мы были Никки и Миком.

Наконец мы сложили два и два вместе.

«Боже мой, ты тот парень из винного магазина!»

«О Боже, ты Зоркий из Пауков и ковбоев!»

***

Я также работал на второй работе, обмакивал печатные платы на маленькой фабрике. Когда я потерял эту работу, я начал ездить на автобусе в Голливуд и Вайн, чтобы подметать улицу перед «Max Factor». К открытию магазина тротуар должен был быть чистым, так что я просыпался до рассвета. Затем, в задней части магазина, я упаковывал и складывал коробки с косметикой. Это было странное, смутное время. Проведя несколько недель или месяцев в переоборудованном гараже, я переехал в Голливуд, в старый дом — двухэтажный, ветхий, прогнивший коллективный дом, 6846 на бульваре Сансет, прямо напротив Голливудской средней школы.

Там жил миллион музыкантов. Детишки спят на каждом диване, на полу, в шкафах, в кустах снаружи. Никто ничего не убирал и не очищал, никогда. Если бутылки опрокидывали, они оставались такими — вплоть до того дня, когда все это место сгорело дотла, но мы еще вернемся к этой части истории.

В доме 6846 жили панки, ребятки хард-рока, детишки, которые, вероятно, слушали Гэри Ньюмана и ждали, когда появится A Flock of Seagulls (прим. пер.: Стая чаек). Однажды я увидел чек на кухонном столе. Я поднял его, это был издательский чек, первый, который я когда-либо видел. Он был на восемь центов или, может быть, на четверть — сколько бы там ни было, это было меньше доллара.

Я помню, как подумал: «Вау, один из моих соседей по комнате, должно быть, профессионал».

Еще я помню, как подумал: «Смогу ли я как-нибудь его обналичить?»

***

Я по-прежнему постоянно возвращался в Бербанк и Глендейл. Моя подруга Кэти жила в Глендейле, на вершине очень крутого холма. Даже когда моя машина была на ходу, мне приходилось вести ее задним ходом вверх по склону, потому что в моторе «Бьюика» не хватало сжатия, чтобы ехать правильно. Я расстилал полотенце на полу рядом с пассажирским сиденьем — половица там прогнила насквозь — и мы возвращались вниз по склону, очень медленно, при этом я всю дорогу нажимал на тормоза.

Я потратил все деньги, которые у меня были, на одежду, травку и оборудование. Через несколько месяцев я накопил достаточно, чтобы в том же году купить ламповый басовый усилитель Ampeg SVT и кабинет SVT-810.

Наконец-то я был готов пойти на прослушивание.

В те дни в «Утилизаторе» было полно объявлений: «Группа, которая тащится по Cheap Trick, Аэросмит и Mott the Hoople ищет басиста».

Я мог ответить: «Это я!»

Я упаковывал все свое оборудование. Мой старый «Бьюик» царапал бы землю.

Потом я добирался туда, где была группа, и разгружался.

Гитаристам повезло. Гитары не так уж много весят. Гитарные усилители не такие тяжелые, как SVT. Все, что используют басисты, весит гораздо больше. Басисты и барабанщики тратят половину своего времени на перетаскивание снаряжения.

Но я выгружал вещи, стучал в дверь, и какой-нибудь старый лысый парень открывал. Барабанщик выглядел так, словно принадлежал к группе новой волны. У гитариста были длинные волосы, и он выглядел как казначей местного фан-клуба Джимми Пейджа.

Или это были бы какие-нибудь старые хиппи. «Кросби, Стиллс и Нэш ищут своего Нила Янга» было бы более честной рекламой. И даже если парни выглядели достаточно круто, я бы подключился, и они могли сказать: «Foreigner. «Cold as Ice». (прим. пер.: группа Иностранец, песня «Холодная, как лед»)

«Хорошо», — вздохнул бы я. «Как там начало?»

У меня не было никакого интереса играть песни какой-то другой группы. Но это все, что кто-либо вообще хотел играть, потому что все они смотрели по кругу ТОП-40. В этом круге нужно было играть Донну Саммер. Ты должен был играть Зеппелин. Необходимо было учитывать запросы аудитории и предвидеть, что разные аудитории хотели услышать. Мик Марс был частью этой сцены. Так он стал гитаристом-монстром, играя в группе под названием Whitehorse (прим. пер.: Белый конь). Whitehorse играли четыре сета за вечер, и он должен был помнить четыре музыкальных сета. Это было все равно, что быть Битлом в Гамбурге, ты должен был играть все подряд, и у тебя получалось бы хорошо. Но меня не интересовало «все».

«Я хочу сыграть что-нибудь из своего собственного материала», — говорил я. «У меня есть классные идеи».

«Мы не делаем оригинальную музыку. С ней не заработать».

Или я бы держал рот на замке и подыгрывал:

«Иностранец. «Холодная, как лед»».

«Ага. Начинай отсчет».

«Чувак. Ну что это такое? Басисты так не делают».

«Я делаю это по-своему», — отвечал бы я, и на этом прослушивание заканчивалось.

Дошло до того, что я даже не стал разгружать свое оборудование. Я бы поехал на прослушивание. Я бы вышел из машины. Но не стал бы возиться со своим снаряжением, если бы не был уверен, что оно того стоит.

Оно того не стоило, пока я не встретил Блэки, Лиззи и Дэйна.