ПРОЖЕКТОР: ГЛАВА 15

У нас появилось место для репетиций над гей-баром под названием «Прожектор», который находился на углу улиц Сельма и Кауэнга, в нескольких кварталах от Голливудской Аллеи славы. Комната была крошечной — это было похоже на репетицию в задней части «Ю-Хола», — но у нас было это же самое место для репетиций все время, пока я был в Лондоне. Группа под названием Mau Maus репетировала в соседнем здании. Шесть вечеров в неделю, начиная с шести, мы играли по шесть часов подряд. Потом мы вываливались в коридор, здоровались с Mau Maus, выпивали по паре стаканчиков, болтали. В обязательном порядке Mau Maus всегда были одеты в черную кожу. Все они были очень худыми, носили кепки, как на офицерах СС, и там были какие-то подозрительные, но очевидные делишки с наркотиками, которые они скрывали от нас только наполовину.

Я думал, что эти ребята были на совершенно ином уровне. Они слушали нас, а мы слушали их. Мы несколько раз ходили посмотреть, как они играют в каком-то подпольном клубе. Они занимали для себя другую нишу, но если бы был кто-то, у кого я мог позаимствовать что-то или кем я мог вдохновиться, я бы обратил на это внимание.

Гомосексуализм тоже был для меня в новинку. Если в Айдахо и была гей-сцена, то она, должно быть, была похоронена глубоко под землей. Но двери «Прожектора» открывались прямо на оживленный угол, и толпа всегда выливалась за пределы бара. Мы думали, что это круто. Это напомнило нам о Боуи и the New York Dolls.

Нам нравилось все, что казалось трансгрессивным. Но мы не ходили в настоящий бар, не столько потому, что мы были несовершеннолетними (никому не было дела) или потому, что мы были натуралами (никому не было дела), а потому, что мы были очень бедны. Вместо этого мы распивали бутылки «Бакарди». У каждого из нас имелись баночки газировки. Мы выпивали «Бакарди» и запивали его «Кока-Колой», пока бутылки не опустеют. Это был наш ритуал: шесть часов практики, а потом мы уходили куда-нибудь на ночь. Это стало такой частью моего мозга и моей системы, что, когда я пошел делать свою первую татуировку, я попросил эмблему «Бакарди» — летучую мышь. Роберт Бенедетти был тем парнем, который сделал мне ее. Он был первым парнем, которого я увидел с проколотыми сосками. Первый парень, из тех, что я встречал, с татуировками на руках. В наши дни у меня так много татуировок, что мне пришлось бы долго искать мышь, которую набил мне Роберт. (По причинам, которые я уже не помню, он добавил луну.) Тогда это меня сильно впечатлило.

***

В «Утилизаторе» было объявление: дешевая комната в старом здании в стиле ар-деко.

Семьдесят баксов. Я мог себе ее позволить еще до того, как уговорил Дэйна, который спал в своей машине, переехать и разделить расходы. Квартира принадлежала фотографу, который снимал только черно-белую пленку. Он спал в спальне, в то время как мы с Дэйном по очереди спали на диване в гостиной.

В нашем здании было полно стариков, которые выглядели так, словно жили здесь со времен Первой мировой войны. Они постоянно падали, скорее всего, умирали — машины скорой помощи подъезжали в любое время, завывая сиренами. Или они застревали в лифтах, которые всегда останавливались немного ниже или выше порогов, на которых они должны были останавливаться. Но арендная плата была подходящей, а Крейг, фотограф, был талантливым и спокойным. Все фотографии, которые он сделал, были невероятно зернистыми и шикарными.

Как раз в это время я читал «Дневник звезды рок-н-ролла» Иэна Хантера, который стал источником вдохновения для моей книги «Героиновые дневники». В книге Хантера есть сцена, которая показалась мне поразительной. Он говорит о том, что вся группа — британцы, они не получают много солнца, но теперь они здесь, сидят у бассейна в «Тропикане» в каком-то солнечном месте. Он описывает стопку ботинок гитариста и звезды на джинсах барабанщика.

Наша квартира находилась высоко над тротуаром, и мы могли видеть соседние дома. В конце квартала распологалось здание с бассейном. Я сказал Дэйну, что если бы мы могли заставить Крейга снять нас вокруг этого бассейна, это выглядело бы точно так же, как та сцена.

Нам пришлось перепрыгнуть через несколько заборов, чтобы добраться туда. Но однажды мы все зажгли. В то время в нашей группе было пятеро парней, и мы пробрались туда.

Как раз в тот момент, когда мы устраивались вокруг бассейна, мы увидели парня, бегущего к нам с битой в руках.

Мы выбежали через вестибюль, а этот маньяк размахивал битой прямо за нами. Как только мы добрались до дальней двери, он высоко поднял ее и сделал гигантский замах. Вместо того чтобы ударить нас, он ударил стеклянную люстру. Кристаллы разлетелись вдребезги, вокруг нас посыпалось стекло, и парень снова замахнулся — должно быть, он был каким-то сумасшедшим. По его глазам было видно, что у него не все в порядке. Он бы убил нас или избил до полусмерти, но мы были так поражены и напуганы, что нам даже не пришло в голову броситься на него.

Почему мы впятером не разобрались с ним? Он был всего лишь одним парнем. Но он был настроен решительно. Мы тоже были настроены решительно, но у него была бейсбольная бита, а у нас была только наша группа.

***

Дэйн устроился чистить бассейны в Беверли-Хиллз. Бель-Эйр. Что ни дом, то особняк. Когда у меня было свободное от работы время, я ходил с ним.

Один из контрактов, имевшихся у Дэйна, принадлежал Джеймсу Каану.

У Каана был огромный дом — если мне не изменяет память, он купил его у Карла Уилсона из Beach Boys. Но Дэйну достался контракт Джеймса Каана.

Каан не знал, как мы выглядели, и пока мы работали, он выбегал из дома, крича и размахивая веревкой, похожей на лассо, которая у него случайно оказалось, потому что он был кинозвездой, а кинозвездам в какой-то момент выдавали лассо.

Это было очень странно, как повторение того, что случилось с нами и парнем с битой. Должно быть, Джеймсу Каану мы показались странными. Два чувака, которые не были одеты в шорты и гавайские рубашки, что обычно носят уборщики бассейнов. К этому моменту мой рок-наряд была просто одеждой, которую я носил — другой у меня не было, — а Дэйн был одет в свой собственный рок-н-ролльный наряд.

Каан иногда кричал. Он замахивался лассо. Наконец, он успокоился.

Самое смешное, что у Дэйна какое-то время был этот контракт, а Каан все мурыжил и мурыжил его. Когда Дэйн загнал его в угол и вынудил пообещать заплатить, Каан заставил своего бухгалтера прислать чек, который не был подписан. Дэйн отправил его обратно, а бухгалтер прислал другой — но на этом чеке номер банковского счета был размазан и нечитаем.

Это продолжалось снова и снова. И снова. Это стало большой проблемой. Джеймс Каан был кинозвездой. У него было лассо. У него был особняк в Беверли-Хиллз.

Единственное, чего у него не было, — это 45 долларов, которые он задолжал Дэйну за чистку своего бассейна.

Мы чувствовали, что в этом был ценный урок. Но я не уверен, что мы понимали его.

Мы все втроем устроились на работу продавцами лампочек где-то на бульваре Сансет. Офис, в котором мы работали, теперь превратился в студию звукозаписи — я слышал, что ею владеет один парень из Devo. Тогда это была куча отсеков, в каждом из которых был стул, старый телефон, телефонная книга и больше ничего.

Каждое утро мы начинали делать холодные звонки, пытаясь продать лампочки в два или три раза дороже, чем они стоили. Это была чисто игра чисел: если мы сделаем достаточно звонков, кто-нибудь обязательно скажет «да». Этот один человек покрывал расходы на остальные звонки.

Я выбирал имя из телефонной книги. «Боб Арчибальд?» Я говорил Бобу название компании, в которой мы работали. Это звучало официально, и иногда это срабатывало.

«Скажите мне, Боб. Сколько у Вас осветительных приборов? Шестнадцать? Понимаю. Есть ли среди них те, что с черными краями? Потому что, если так, они могут загореться. У вас есть какие-нибудь перегоревшие лампочки? Это тоже может быть опасно».

Каждый день мы получали несколько заказов. И тут Лиззи пришла в голову идея.

«Зачем мы работаем на кого-то другого? Почему бы нам не основать собственную компанию?»

Мы создали «ГЭС» — «Генеральный Электрический Свет». Она была вообще не зарегистрирована и вне закона, но мы придумали логотип, купили несколько комбинезонов и сшили футболки. Мы сделали несколько холодных звонков и сами появлялись через час с кучей лампочек. Мы бы забирали все старые лампочки клиента. Затем продавали бы эти лампочки дальше по кругу.

Афера действительно сработала. Мы открыли бизнес-счет в банке. Там никто не спрашивал удостоверения личности.

Лиззи сделал магнит с надписью «Генеральный Электрический Свет». Он прикреплял его к боку своей дерьмовой старой машины и подъезжал в своем потрепанном сером комбинезоне. Все трое использовали вымышленные имена. Я был Ником Джонсоном. Дэйн использовал имя парня, который бронировал клуб под названием «Старвуд»: «Я Дэвид Форрест», — говорил он. Лиззи использовал свое настоящее имя, Стив Перри. Ему не нравилось это имя из-за другого Стива Перри, певца из Journey. Но для нашей компании оно было в самый раз.

Затем Лиззи пришла в голову еще одна идея. Он звонил кому-то, кто покупал у нас раньше, тихим голосом, возможно, пьяным или просто медленным. Он говорил очень медленно, как бы провоцируя клиента повесить трубку. Это неизбежно должно было случиться. Клиент вешал трубку. Затем, используя свой настоящий голос, он перезванивал.

«Привет, это Стив Перри из поставок «ГЭС». Я звоню только для того, чтобы подтвердить Ваш заказ на двенадцать восьмифутовых (прим. пер.: 2,5 м) люминесцентных ламп».

Клиент бы приходил в ярость. «Что? Я вообще ничего не заказывал».

Клиент продолжал злиться. Он брызгал слюной. Он непременно говорил: «Какой-то идиот позвонил мне, но я не заказывал никаких чертовых ламп».

Лиззи делал паузу. Он выглядел бы очень серьезным, хотя мы с Дэйном оба корчили бы ему рожи. Тогда он говорил: «Знаете что? Я прошу прощения. Но этот парень облажался в последний раз. Я увольняю его задницу. С ним покончено. Это не моя проблема, живет он или ест».

Внезапно клиент смягчался. «Знаете что?» — говорил он.

«Давайте. Запишите это на мой счет. Парень все сделал хорошо, я не хочу, чтобы у него были неприятности».

Лиззи был таким мыслителем. Его озорная жилка сквозила во всем, что он делал. Это было в его творчестве, в его игре на гитаре. Это было видно по тому, как он расхаживал по Голливудскому бульвару в топе без лямок. С ним было приятно просто находиться рядом.