ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ФЕРМУ: ГЛАВА 11

Я сел на автобус «Грейхаунд» и вернулся в Джером. У меня была с собой бас-гитара Фендер, спортивная сумка, набитая одеждой, несколько кассет: альбомы T. Rex, Аэросмит и Боуи. Мои бабушка и дедушка приехали, чтобы встретить меня. Когда она увидела, как я стою там, Нона не выдержала и спросила: «Фрэнки, что с тобой?»

На мне были ботинки на платформе и старая женская куртка, которую я в какой-то момент вывернул наизнанку и зашил заново. Мои волосы были выкрашены серебристой краской из баллончика. Но Нона и Том забрали меня к себе. Они приняли меня. Мне дали работу по прокладке труб, в буквальном смысле, на ферме Джона Макгонигала. Это было то, чем занимался Бубба, и я ненавидел ее. Грязь была глубиной в восемь дюймов (прим. пер.: ~ 24 см). Я прошел полмили (прим. пер.: ~ 800м) по линии, прежде чем сел, скрестил ноги и сказал Буббе: «Да ну на…».

Мытье посуды еще никогда не было таким веселым занятием. Часы тянулись, словно ириски, и каждая смена, казалось, длилась целыми днями. Орошение было таким же, но хуже — гораздо хуже, когда солнце палило тебе в голову. Но на следующий день ничего не оставалось, как вернуться обратно. В тот первый день Бубба выкурил остаток из моей трубки, и это его чуть не погубило. Он дал мне понять, что больше этого не сделает.

У меня начались проблемы с другими мексиканскими детишками, которые работали на ферме. Мне приходилось драться в коридорах средней школы Рузвельта — дети, которых привозили на автобусах, толкали меня к стенам, пытались запихнуть в шкафчики, называли меня «Элисом Боуи» и «гомосеком». Я должен был постоять за себя. В этом смысле поля не были чем-то новым — за исключением того, что теперь у меня была трубка, с помощью которой я мог защищаться. Позже, в клубах Лос-Анджелеса, драки стали спортом, а не обузой: я смирился с тем, что пугало меня в старшей школе. Но я еще не был в Лос-Анджелесе, и когда меня обзывали, дразнили, издевались и били исподтишка, было не очень весело.

С другой стороны, Бубба прикрывал меня, и эта трубка проделала большую работу для нас обоих. Орошение оплачивалось лучше, чем мытье посуды. И мне нужны были деньги, потому что я положил глаз на другую гитару.

Всякий раз, когда мы с Томом ездили в Туин-Фолс, мы останавливались в местечке под названием «Торговый пункт Реда». «Редс» был оружейным магазином, и Том всегда присматривался к ружьям и винтовкам, чтобы взять их с собой на охоту. Но еще там можно было заложить вещи, и кто-то в Туин-Фолс заложил гитару Юнивокс. Это была копия Лес Пол, похожая на Вокс, на которой Джоэл Ривз играл в Pizazz, с красивой отделкой в виде солнечных лучей.

В Сиэтле я провел некоторое время с гитаристом их Cold Daze.

Мы сидели на задних ступеньках школы, и он показывал мне приемы — как и Рик, он был одаренным музыкантом — и, конечно, Рик тоже показал мне кучу вещей. Я предпочитал бас-гитару и до сих пор предпочитаю, но я мог бы сыграть несколько основных аккордов, да и всегда неплохо иметь под рукой гитару. Сегодня они у меня по всему дому. Я так и не стал хорошим гитаристом. Проведи я шесть месяцев, играя по два часа в день, то был бы достаточно хорош, чтобы присоединиться к группе. Поскольку я все подзабыл, вы, вероятно, не захотите меня слушать. Но есть вещи, которые я написал на басу, и вещи, которые лучше подходят для гитары. «Don’t Go Away Mad» — это была песня под гитару. Я написал «Shout at the Devil» на акустической гитаре, играя так сильно, как только мог, чтобы добиться максимальной громкости. «Knock ’Em Dead, Kid», «Red Hot», «Ten Seconds to Love» и «Kickstart My Heart» начинались как песни для акустической гитары, и мне следовало уйти из «Редс» с акустической — это было бы гораздо лучше. В Джероме у меня даже не было усилителя.

Но что-то продолжало возвращать меня к Лес Пол, и даже без усилителя Юнивокс издавала некоторый шум, если играть толстым медиатором и сильно стучать.

Я таскал эту гитару по всему городу. Это была еще одна причина приобрести акустику: Лес Пол не такая легкая, как Фендер. Но свою я повсюду носил с собой. Когда я пробыл в Джероме пару месяцев, дядя Дон и Шэрон приехали из Лос-Анджелеса навестить Нону и Тома. Их сын, Рик, был еще маленьким ребенком. Но их дочь Мишель была всего на несколько лет младше меня. Я пригласил ее в парк. Принес Лес Пол и целый час играл, пока мы сидели на одной из скамеек.

«Я собираюсь стать рок-звездой», — сказал я. Мне и в голову не приходило, что Мишель, вероятно, встречала настоящих рок-звезд. Для меня идея о том, что рок-звезды — это реальные люди, все еще оставалась довольно чуждой. Я думал о Рике Ван Зандте как о рок-звезде. Роб Хемпфилл был рок-звездой, но Питер Фрэмптон, Марк Болан и Боуи были больше похожи на богов. Они, скорее, напоминали звезды в небе: «Смотрите! А вот и созвездие Дип Перпл! Вон там, следуя линии гитары Ричи Блэкмора, можно увидеть Uriah Heep!» Вот каким далеким и абстрактным все это казалось. Но после ужина Дон отвел меня в сторонку и сказал: «Фрэнки, наш дом — твой дом, и мы всегда будем рады тебе».

Это звучало гораздо менее абстрактно.