Ершов колебался, но в глубине души понял, что Рикард прав.

- Ваши предложения?

- Надо идти в горы. Там нас искать не будут. Если нам перекроют дорогу на Лангбюнес – пойдем на северное побережье, там будем работать, пока есть аккумуляторы.

Рачивальд, Рикард, Коре, Ингвальд, Ингольф после боя на Лангбюнесе в Киберге купили за 800 крон шлюпку, на ней им удалось добраться до Вайда-губы.

- Какой пароль они говорят? Плохо слышу… - Визгин прислушивается к трубке. – Кудрявцев, вы сказали, Кудрявцев? Немедленно доставить норвегов в штаб флота! Немедленно! Выполняйте…

   

   

   

    Военно-морской госпиталь в Полярном. Сине-зеленые стены как будто сливаются с сопками, отвесно спускающимися в Екатерининскую гавань. Уже много раненых. Некоторые лежат в коридорах. Постоянно снуют медсестры в белых, завязанных сзади, халатах. В палате лежат 10 человек. На койке у окна, выходящего на гавань, лежит Леонов с загипсованной ногой. Его сосед - Мотовилин. У него наложена повязка на плечо и бок. Леоновская шевелюра стала в палате достопримечательностью.

    - Братцы! Клянусь! Наш Витя увидел этих офицеров немецких со взводом солдат и говорит мне, – с серьезным лицом заливает Мотовилин:

 - Дай расческу!

    - На хрена?

    - Причесаться надо, а то испугаются меня, пока целиться буду, и разбегутся кто-куда! – смеясь, завершает рассказ Мотовилин.

    Раненые гогочут на весь госпиталь.

    - Но и это еще не все! – сквозь смех продолжает Мотовилин.

– Причесался Виктор, начал целиться. Осечка, потом другая, третья. А офицерик увидел Витьку, давай его из парабеллума шуровать. Смотрю, а Витька то, вместо того, чтобы с винтовкой разобраться, хотя бы штыка навострячить, начал на голове бардак наводить! Вот как сейчас! Даже винтовку свою забыл. Навел, стало быть, бардак, да как на немца кинется из-за камня. Офицерик враз обомлел, обмочился и бросился бежать. Витька на луже еще поскользнулся, но за ним вприпрыжку с диким криком кинулся. Гансы, увидев это чудовище, бросили окопы и кто-куда! Кричат, что русские лешего выпустили! А Витька то бежит, волосы развеваются, а немцы дух боевой испускают, как паровозы. А Витек кричит им благим матом: « Я научу вас, бл…ей, в туалет ходить, а не под себя гадить!!!» Немцы, шасть – в блиндаж! Леонов за ними! Слышу: трата-та, трата-та, поливает их!

    - Чем поливает, то! Винтовка у него осеклась, не взял он ее в погоню то!!! – подметил раненый в грудь солдат.

    - Винтовка осеклась, говоришь? – на мгновение стушевался Степан, почесав в затылке: - Дык отнял он автомат к тому времени в блиндаже то! Немцу, мол, отдай, а то негоже без автомата русскому разведчику воевать, нечестно!!! Тот поверил и отдал.

- И что??? – спрашивает раненый в грудь.

- Как? Что? Так живой к праотцам и отправился! – не в силах сдержать смех, закончил Мотовилин. – А потом еще медаль «За отвагу» Виктору прикручивал.

    Раненые снова заливаются от хохота. Виктор, махнув рукой, смеется вместе со всеми.

    В палату входит доктор. Его усталое, нахмуренное лицо разглаживается, когда он видит в палате смеющихся.

    - Майор Добротин, просил найти сослуживцев. Есть здесь такие? – спросил врач.

    - Я, да Витька, Витька, да я! Четверо нас! – еще смеясь, проговорил Мотовилин. – Доктор, а в какой палате он загорает?

    - У него тяжелое ранение в грудь! Слава богу, опасность миновала. Будет жить! Еще повоюет!

    - Кто бы сомневался! Этот еще Юденича с Деникиным трепал! Когда к нему можно, доктор?

    - К нему уже кто-то пришел, ненадолго можно сейчас. Десять минут! Палата № 12.

    В палате №12 лежат тяжелораненые. Среди них разведчики узнают майора. Тот удивленно смотрит на Леонова.

    - Виктор, ты что это такой взлохмаченный? Небритые, как бродяги, вы что? А где ваша молодцеватость? Где выправка разведчика? Леонов, Мотовилин – вам не к лицу даже в госпитале так выглядеть! – добродушно отчитывает разведчиков Добротин, полулежа на взбитых подушках. – Если я скажу врачу, что вы морские разведчики, он не поверит. Если хотите быстрее выписаться, то следите за собой!

Рядом с ним сидит Ольга Параева. Майор продолжает:

- Мне ребята несколько ранее рассказали, что Оля помогла мне выбраться на берег. Витек Тарзанов тяжело ранен в грудь, был ею перевязан и находится сейчас на излечении в тыловом госпитале. Смотрите, как Оля выглядит –  царица! А вы?

Леонов и Мотовилин стоят, понуро опустив головы.

- Ну, ладно. Садитесь, раз это вы! Что с тобой? – спросил он Степана.

- Пустяки, царапинка. Боюсь, товарищ майор, что тут по-настоящему заболею. Гансов разучусь кромсать.

- Так… Как ваша нога, Леонов?

Леонов поморщился и сказал:

- Врачи грозят продержать меня в госпитале около 2-х месяцев. Пока мои переломы не срастутся… А их, переломов то, осколок–дурак сделал три.

    - Ребята, меня завтра переводят в тыловой госпиталь на излечение. Хочу вас поблагодарить за совместную службу и кое- что показать. Давайте встретимся после обеда.

    Обед закончился. Мотовилин и Леонов снова в палате у Добротина. Оба причесаны, побриты, халаты застегнуты на все пуговицы.

    - Вот это другое дело! – сразу отметил перемены майор. – У меня есть два письма, которые я хотел вам прочитать.

    С этими словами Добротин достал из-под подушки конверт, в котором было два письма.

    - Слушайте, что пишет жена Лебедева. «Вы просите меня быть стойкой, об этом и Жора просил меня в своем последнем письме. Он писал: «Идет второй месяц войны. Я верю в жизнь и в нашу победу. Ты – жена советского разведчика. У тебя должно быть спокойное и храброе сердце. И чтобы наш малышка никогда не видел слез в твоих глазах… Помнишь, когда мы только познакомились, твоим героем был Овод. Ты восхищалась его стойкостью и верностью. И ты часто повторяла строчки, которыми он закончил свое последнее письмо любимой женщине: «Я счастливый мотылек, буду жить я иль умру…»

    Майор оборвал чтение. Желваки заходили на его лице, кулаки сжались. Леонов опустил глаза, стал шумно выдыхать, не желая, чтобы все видели навернувшиеся на глаза слезы.

    - Такой он был, наш старший лейтенант Георгий Лебедев! – сказал майор. – А вот другое письмо, не отправленное. Его писал немецкий обер-лейтенант, тот, что был убит в доте финнов на Пикшуеве. Тоже адресовано любимой. И здесь есть стишок, видимо, сам обер сочинил. Переводится он так: «Нас занесло в холодные края по воле фюрера. Молись за меня! Мне уже теперь снятся страшные сны… Полярная ночь и вьюга. Я еще живу, а меня считают убитым. И я никому не могу сказать, что меня, живого, похоронили. Только дикий олень приходит на мою могилу и трубит свою тоскливую песню…»

    - Скажите, какой чувствительный немчик попался! – удивился Степан. – Только этот обер, между прочим, был отчаянным рубакой! Строчил, гад, из пулемета, пока мы к самой амбразуре не подползли. Олень, бля, трубит!… - Степан усмехнулся. – Может, товарищ майор, это моя противотанковая протрубила ему последнюю песню?

    - Возможно, - медленно отозвался майор, думая, видимо, о чем-то своем. Через секунду заговорил горячо, убежденно:

 – Вот они с немецкой точностью подсчитали, насколько у них больше самолетов и орудий, измерили силу своих ударных горных дивизий, бригад, полков. По расчетам их штабистов получается, что должны они в самый короткий срок взять над нами верх. Только этого, - майор грозно потряс письмами, - этого они не приняли во внимание. Это не подается их учету! Их обер-лейтенанту за гранитной стеной опорного пункта чудилась смерть и всякая чертовщина. Отчаянно дрался? – майор повернул голову к Степану.

– Отчаянный – это не значит храбрый. Наш старший лейтенант шел на смертный бой. Штурмуя дот, он верил в жизнь, любовь, верил в победу. До последнего дыхания верил! Пусть эта вера никогда нас не покидает. А сила? Сила наша еще скажется!!!

    Майор посмотрел на разведчиков. Оба были напряжены. Руки сжаты в кулаки, губы даже побелели.

 

    Календарь показывал осень, а была самая настоящая зима. Суровая, лютая. Неистовый шальной ветер гонит с моря снежную крупу, наметая сугробы и оголяя камни. После длительного пребывания в госпитале, Леонов идет осторожно по ледовой дорожке, прихрамывая и опираясь на лыжную палку.

    - Временно к строевой службе не годен! – прочитал развернутую бумажку капитан Инзарцев. – Я тебя не доломал, так фриц додумался. И что мы будем делать? – перелистывая медицинскую книжку, спрашивает командир. – Допустим, с лыжной базой я договорюсь. Но в боевую группу не зачислю, даже не заикайся. Куда тебя такого, с палкой? – глядя на лыжную палку, его осенило:

    - А не заслать ли тебя, дружок сердешный, на лыжную базу? Займешься хозяйством, а там видно будет! Надо зимнюю специальную одежду заказать и сделать где-нибудь! Зимушка-зима на пороге. Она, братец, нас не пощадит. Разведчикам негоже в полушубках воевать – нам надо что-то свое, чтобы удобно было. Так сказать, для наших нужд.

    - Только из отряда не отчисляйте, товарищ командир!!!

    - Как можно, Леонов! Мы про тебя уже легенды сложили, вон молодежи сколько набралось. Всем им про тебя и твой блиндаж, рассказываем. А когда перехват колонны ты придумал? Ты что? Давай, за работу принимайся, а после разберемся… Кстати, ты ведь коммунист? То-то! У нас в отряде теперь есть своя партийная и комсомольская организации. А комиссаром у нас политрук Дубровский, опытный политработник. И… разведчик неслабый.

    Очень скоро на лыжной базе появился уголок разведчика: два бруса для метания ножа, лопатки; брусья с перекладиной, сделанные наспех, но вполне крепко; подвешенное бревно, обмотанное веревкой. Леонов тренирует ногу, приседая и разминая ее. Боксирует, рубит дрова, ходит понемногу на лыжах, обливается талой водой, обтирается снегом. Одним словом – готовится к бою…

…Разведчики ползут тремя колонами уступом. След в след ползут, первыми самые опытные со щупом. Конечно, это Мотовилин, Радышевцев, Агафонов. В правой руке они держат щуп, оружия у них нет. Оружие у них – щуп. Все их внимание сосредоточено на снеге, насте, кустах, неровностях. Больше они не видят ничего. Остальные ведут наблюдение за горизонтом так: следующий контролирует первого и тащит его оружие, далее двое ведут наблюдение слева 25 - и весь правый сектор, следующие двое ведут наблюдение справа 25 – и весь левый сектор. Их поклажа полегче, чем у остальных – чтобы они меньше устали. Первой следует колона ближняя к морю, вторая в 100метрах слева и 100 метров сзади. Третья колона еще на 100 метров слева и 100 метров сзади.

- А зачем мы так расщеперились?- спрашивает молодой боец Евгений Уленков у Семена Агафонова. - Ведь лучше бы сделать по-другому: дойти до сопки всем вместе, а дальше уже разбиться на группы и выполнять работу.

- А хрен их, фрицев, знает. Как они здесь засели? Еще и финны здесь расположились! А те понимают толк в маскировке и наблюдении. Вона как в финскую наших уделали,- шепотом отвечал Семен. - Так сделано, чтобы не дать одновременно обнаружить противнику все колонны. – Женька, ты не боись, ежели кого-то обнаружат, то в бой вступит та колонна, которую обнаружили. Остальные хлопцы будут продолжать выполнять главную задачу и действовать по обстановке, которую, брат, не предусмотришь за немцев и финнов. Допускаю, что остальные колонны не примут участия в мясорубке, а будут шуровать далее. А те, кто попался, братишка, будут сковывать силы противника, занимать оборону и развязывать руки остальным участникам вылазки,- рассказывая новичку, Семен внимательно наблюдал за снегом и неровностями, периодически прощупывая подозрительные места. - В обязанности наблюдения входит обнаружение всего, что может и не может быть обнаружено и влияет на выполнение главной задачи,- продолжает Агафонов. - А главная задача: незаметный подход к системе укреплений противника, проведение разведки и выработка плана на полный кукен-квакен фашистской сволочи и всех прихлебателей, - вдруг гневно прошипел Семен.

- Какой квакен? – спросил новичок, не разобрав фразы.

- Ты, бля, меня уморил, салага! Дай, доберусь я до тебя в базе, устрою тебе экзаменовку. Будешь у меня в тундре котлован рыть, а потом зарывать, понял? А рыть будешь вот этим щупом, которым я тебе жопу щас прощупаю! Зенки вылупи и гляди в секторе, а то устроил здеся вечер вопросов и ответов! – не на шутку распалился Семен.

   Молодой боец затих и стал внимательно всматриваться в горизонт, выискивая врага или его признаки. По его лицу было понятно, что он явно не хотел бы быть обнаруженным. А котлован рыть щупом ему тоже не хотелось.

    Полночь. В горах свирепствует снежный буран. В пяти метрах уже не видно идущего впереди разведчика, и, чтобы не потерять друг друга, все движутся плотной цепочкой почти до самого конечного пункта.

    Недалеко от вражеской базы залегли. Леонов рядом с капитаном Инзарцевым. Перед выходом Дубровский посоветовал:

    - После большого перерыва в боях, вам надо находиться поближе к командиру. Да и очень вы популярный человек в отряде. Дерзайте!

    - Радышевцев, Даманов! Часовые уже вас заждались. Только тихо, ребята, ладно? – Инзарцев проникновенно посмотрел на Даманова, понимая, что от его действий зависят потери разведчиков.

    - Не б-боись, к-командир! – заикаясь, ответил  Даманов.

    Оба разведчика ушли вперед, чтобы первыми забраться на площадку перед базой, где выставлены часовые. Все три колонны затаились и с нетерпением ждут развязки короткой, драматической схватки, которая на языке разведки называется: тихо «снять» часовых…

    Два егеря в длиннополых шинелях с высоко поднятыми воротниками шагают навстречу друг другу. Они не видят облаченных в белые маскхалаты разведчиков, распластавшихся на снегу. Автоматы разведчиков перевязаны бинтами, также как и рукоятки ножей. Разведчики видят часовых лишь тогда, когда те сходятся во мраке ночи, чтобы через две-три минуты появиться на этом же месте. Даманов показывает знаками, что егерей надо снять одновременно, иначе первый часовой заметит исчезновение другого, и поднимет тревогу. Он указательным пальцем правой руки многозначительно показывает Радышевцеву на его клиента, а на своего себе. Затем двумя руками одновременно показывает, как разведчики разойдутся. Заканчивает показ быстрым движением большого пальца вдоль шеи – «скрипка» значит…

    Радышевцев мотнул головой – мол, ясно. Покрутил рукой у лица – мол, там видно будет. Но задача понятна…

    Егеря разошлись. Теперь за каждым из них пополз разведчик. Радышевцев притаился за валуном близ тропинки, утоптанной часовыми, замер. Когда, уже возвращаясь, егерь, сутулясь и глядя себе под ноги, проходил мимо валуна, Радышевцев одним прыжком настиг его и оглушил прикладом и тут же загнал в рот ему кляп. Только потом он полез в карман за ремешком, чтобы превратить часового в «языка».

    Пока Радышевцев делал свою работу, он услышал приглушенные хрипы борющихся людей. Он побежал в противоположную сторону, но Даманова не обнаружил, а увидел следы, по которым можно было определить, что здесь произошло. Вот Даманов ползет, здесь затаился. Отсюда напал на егеря и свалил его с ног. Егерь, видимо, сопротивлялся, когда Даманов скручивал ему руки. Следы на снегу показывали, как двое отчаянно боролись, катались по земле, приближаясь к обрыву, где след оборвался.

    Радышевцев вздрогнул, услышав внизу шорох, и отскочил назад, схватившись за автомат. Во мраке ночи не видно того, кто, цепляясь за камни, карабкается наверх. Свой или чужой? Радышевцев увидел пальцы левой руки, потом нож, зажатый в правом кулаке. И, наконец, показалась лыжная шапочка Даманова.

    - Коля! – шепотом спросил Радышевцев. Даманов подполз. Пот градом струился с его лица. Губа сильно кровоточила.

    - С-сиг-наль! – выдохнул он. – Еле ус-спокоил коз-зла, з-здоровый попалс-ся! Не пошло чего-то с-сегодня! Над-до же – по к-кумп-полу не поп-пал!

    Радышевцев просигналил разведчикам фонариком.

    - Моя группа – к колонне автомашин, под навесом. Дубровский с группой – к казарме и складу! Работаем быстро! Без сю-сю! – разведчики бегом бросились к объектам.

    Одновременно вспыхнули цистерна с горючим и склад. Стало светло, как днем. В этот свет выбегают неодетые немцы и падают сраженные автоматным огнем.

    - Отходим! Щас рванет! Живее!!! – разведчики начали отходить, продолжая вести огонь.

    - Леонов, слева, Витя! – заорал Инзарцев, ведя огонь в правом секторе.

    Леонов бросился на снег, поворачиваясь в сторону, в которую смотрел Инзарцев. Падая, он срезал очередью раздетого немца с автоматом, непонятным образом, оказавшегося возле командира.

    Раздались взрывы снарядов в складе. Одновременно, послышался свист летящих в воздухе снарядов.

    - Вовремя мы! По своим начали лупить! Или огонь на себя немцы вызвали? Герои, мать их!…

    Разведчики на десантных катерах смотрят на берег, на дело рук своих. Пламя бушует над сопкой, окрестность содрогается от взрывов снарядов.

    - Ну, как мы, Леонов? – спросил Дубровский.

    - Внезапно, стремительно, дерзко – как учили! – ответил Леонов. – Товарищ, политрук, мне кажется, что это совсем другой отряд, чем был раньше. Мне показалось, что это хорошо организованная бригада коммунистического труда на субботнике. Каждый знает свой маневр и трудится на славу…

    - А ведь ваша заслуга в том, что разведчики на марше не перемерзли. Кто это вас надоумил такие костюмы сшить?

    - Старые охотники подсказали, свои секреты выдали! Если бы не война – никому не сказали бы! А здесь даже сделали сами и говорили, что еще сделают – лишь бы врага крепче били!

    - Кто бы мог подумать, что куртка и штаны должна быть мехом наружу, а жилетка мехом вовнутрь? – все восхищался новым обмундированием политрук.

 

    - Смотри, салага, ишь купаться пошли гансы, а мы здесь немного подмерзли, - рассказывает Гриша Харабрин молодому разведчику. Пять разведчиков заканчивают свой разведрейд по разведке опорного пункта на мысе Могильный.

- Ну, прямо, как наши, как в деревне – точно говорю! – не унимался Григорий.

- Нам пора бы по-тыхеньку на бэриг, чаек катерники вже запарылы. Ждуть нас… - полувопросительно взглянул на командира группы, молодой разведчик Волошенюк.

Харабрин молчал. Только теребил зубами нитку белого маскировочного халата. – Как думаешь, салага, выстрелы из бани будут слышны на опорном пункте? А?

- А нимцям, що - тазиками пуляты? Воны ж без зброи? Може ще з одного мисця пальнуты!

- Без чего? – задумчиво произнес Харабрин.

Шесть пар немцев уже скрылись в предбаннике, из которого пахнуло паром.

- Слушай мою команду!!! Оружие оставляем Волошенюку! Ножи и пистолеты с собой. Броском к бане. Разведка вокруг в течение 2-х минут, а потом… Потом паримся. Ну не могу я оставить этих гансов в покое. Вижу издалека, что не боятся они Гришу Харабрина и наших дьяволов. Это – зря!!! – закончил он отдавать команды. Желваки напряглись на его скулах.

- Х-хороший п-планчик! По-п-париться – это хорошо! – Даманов деловито прикручивает к левой руке пистолет. Он лежит на боку и внимательно осматривает подходы к бане и опорному пункту. Одну из своих трех финок он вонзил в снег. Остальные разведчики передают автоматы Волошенюку.

- Давай, дорогой! Занимай позицию, если чего - прикроешь, пока мы будем в сторону берега отходить. Отходить будем не напрямую, а через Волошенюка. Будем двумя группами отходить. Одна на запад, другая на восток. Не меньше километра. Только потом к берегу.

- Из пистолетов - в крайнем случае, ясно! Орлы, вперед! - шепотом скомандовал Харабрин. Было видно, что он сильно волнуется. Испарина выступила у него под носом.

Разведчики поползли, зорко осматривая позиции опорного пункта. Через 100 метров они были уже у цели. Вот она - двери бани и немецкий гогот за дверью. Слышно, как плещется вода и падают тазики. Харабрин показывает пальцем на Радышевцева. Характерный жест открытия первой двери, осмотр предбанника. Затем следует вторая дверь резким рывком настежь. Радышевцев кивнул головой и рукавом маскхалата стер пот со лба. Григорий продолжал знаками рассказывать сюжет кровавой бойни. Он показал три пальца. Себя обозначил указательным, Агафонова – средним, Пшеничных – безымянным. Многозначительно провел большим пальцем по горлу и приложил его к губам. Потом показал им на Радышевцева и перевел себе за спину. Это означало, что разведчики втроем вваливаются в баню, работают в трех секторах: Харабрин в левом, Агафонов в центре, Пшеничных – в правом. Резня должна произойти беззвучно. Радышевцев страхует, чтобы никто не выскочил из парной на улицу. Вообщем, как учили. Разведчики кивком головы подтвердили ясность полученной задачи. Харабрин многозначительно посмотрел на Радышевцева.

- Вперед! – приглушенно прозвучала то ли команда, то ли звериный рык.

 Радышевцев юрко взобрался на площадку перед дверью и, сидя на корточках, стал тихонько открывать дверь. Она заскрипела. Казалось, что бухнул гром над головой. Разведчики пригнулись, втянув головы в плечи. Но Радышевцева уже перед дверью не было. Через мгновение показалась его рука с пистолетом. Призывным знаком он звал своих друзей завершить начатое. В темноте предбанника угадывался силуэт Радышевцева, который, спиной прижавшись к стене, уже был готов рвануть дверь левой рукой на себя. Его глаза и рот широко открыты… Еще мгновение и … Кивок головой Харабрина… Рывок двери… Три тела в белых маскхалатах вломились в парную в клубах пара… Когда рухнули первые три немца еще никто и ничего не понял. А дальше нескрываемый ужас в глазах, стоны, хрипы бьющихся в судороге тел, кровь на кусках мыла, на стенах, полках, маскхалатах. Никто не проронил ни слова. Только двое немцев, видимо, самые молодые попытались бежать, но были настигнуты ударами ножей сзади в печень. Еще один пытался закрыться тазиком, накинув его на себя. В тишине, среди стонущих в конвульсиях тел, Агафонов в пылу схватки продолжал наносить удары по телу уже мертвого немца: раз за разом пробивая таз. Гулкие удары, сиплое дыхание со свистом, лежащие тела, всюду кровь… Первым опомнился Радышевцев. Он подскочил к Агафонову и схватил того за руку. Агафонов, весь в поту и крови непонимающим взглядом окинул Радышевцева, но особо не сопротивлялся - только тяжело дышал…

- Все!!! Кранты!!! Сваливаем!!! Хватит барабанить!!! Барабанщик, бля… – шипя, орал Радышевцев. – Гришенька, Гриша, слышишь??? Очнись, е.. твою…. Он схватил с полка шайку и окатил ею всех, кто чинил эту бойню. Зашипевшая вода, вывела из оцепенения.

- Фу-у! Все! Уходим! – четко скомандовал Харабрин. Тяжело дыша, разведчики задом стали пятиться к двери, будто опасаясь нападения. Споткнувшись о тело, упал на спину Пшеничных. Выругался. Первым на улицу выскочил Радышевцев. Он стал осматривать местность со всех сторон бани. Везде было тихо. Будто бы и войны не было вовсе. Агафонов, вывалившись из бани, рвал на себе одежду – холодом хотел вытравить последний час из своей жизни…

- Хлопци, чому так скоро??? Нэ выйшло чого сь??? – это Волошенюк встретил разведчиков. Но, увидев бледные лица товарищей, залитые кровью халаты, он стал усиленно креститься.

- Свят… свят… свят!!! - многократно осенял он себя крестными знамениями. До самой базы никто из разведчиков не смог произнести ни слова. Леонов несколько раз пытался поговорить с группой, но никто из пятерых не вымолвил ни слова. Когда он попытался обнять Пшеничных за плечи, тот резко дернулся. Агафонова сильно рвало. Наклонившись над леерами, он посылал приветы морским богам. Только в базе, когда разведчики подходили к казарме, Харабрин подошел к Виктору и тихо сказал:

- Это было страшно!!! Если бы ты знал, как это было страшно… Когда в бою – это ладно… А так… Там один рыжий был, совсем малец… Как он на меня глядел??? Какими глазами глядел… Мальчишка совсем… Еще не брился ни разу… А я… Его…. По горлу… Понимаешь, Витька, по горлу, бля… - он качал головой, в глазах его было непонимание.

- Успокойся, Гриня. Мы не звали гансов сюда. Мы делали свое дело. Ты ведь убивал не для удовольствия, ты ведь себя спасал, ребят спасал… Эти - завтра в тебя не выстрелят. Да и остальные будут в ужасе. Вот что главное. Когда они по нам стрелять в упор будут, глядишь, ручки то - будут подрагивать. Глядишь, в целик мушка то и не попадет!!! Ты сделал свою работу. Никто, слышишь, никто не смеет тебя упрекнуть! После, когда ребята разденутся, пригласи их ко мне. Побазарим, рванем на дот. Больно вы зеленые с дороги то…

 

 

    …Кубрик. Развешено белье на парашютных стропах.

Разведчики готовят оружие к рейду. Больше всех проблем у Семена Флоринского. У него наши и трофейные пулеметы – главное ударное оружие разведчиков. Но вдруг он, оторвавшись от дела, сказал:

    - В прошлом году, как раз в это время, сидел я со своей Еленой Васильевной на концерте в Мурманском театре. Концерт, конечно, большой, майский. Жена – в праздничном платье, а сам я – в новой бостоновой тройке. При галстуке. При галстуке, ребята! Чудно!..

    - Картинка достойная! А она красивая, жена то твоя? – спросил Леонов.

    - Наш-шел, что вспомнить: жену да бос-стоновый костюмчик…- снисходительно пожурил его Николай Даманов. – Раз-змечтался!

    Но Даманов спохватился и, сменив тон, добавил:

    - Не будем вс-споминать прошлое. Будем глядеть вперед. Пройдет, допус-стим, десяток лет и рас-скажешь ты, Семен Васильевич, своим деткам, как в ночь под  Первое мая нанесли мы визит егерям-лапландцам. Это интерес-сное кино будет!

    Наступила пауза.

    - Хорошо бы, - тихо отозвался Флоринский. – Хорошо бы, Коля! – воскликнул он. – Вот, скажу, ребята, жил да был в нашем отряде электрик с подводной лодки, лихой разведчик, отважный старшина второй статьи по фамилии Даманов. Отчаянная душа! И вот однажды, в глухую полярную ночь….

    - Пошел трав-вить, б-балаб-болка! – беззлобно оборвал Даманов. – Вы мне лучше скажите, понимаете ли вы, что завтрашний выход будет необычным! Врубились, как сказал комиссар: «Неожиданность и внезапность – к этому разведчикам не привыкать. Однако, надо быть готовым и к длительным, упорным боям. Следом за нами в десант уйдет подразделение морской пехоты. У них – своя задача. А мы, разведчики, будем высаживаться первыми. И не бесшумно, не под покровом ночи, а в открытую, с боем, привлекая внимание противника. Так мы поможем пехотинцам. Это будет не тот скрытый, короткий и ошеломляющий удар, который знаком многим разведчикам нашего отряда. Стойкость, стойкость и еще раз стойкость!»

    - Построение! Всем на праздничный ужин! – послышалась команда Мотовилина.

    …Первая майская ночь. На берегу еще много снега. На сопках обледенелые валуны напоминают сказочных исполинов. Два катера, ревя моторами, режут воды Мотовского залива. На полном ходу идут они к берегу, знакомого мыса Пикшуев.

    Боевое охранение фашистов не дремлет. Его посты наблюдения заметили катера, и в бой вступила артиллерия противника на мысу Пикшуев. Небо озаряется ракетами. Разведчики видят, как вокруг приближаются фонтаны воды – следы разрывов.

    Мористее, на малом ходу, идут еще  четыре катера. Комендоры открывают ответный огонь по прибрежной сопке мыса. Они стреляют метко, и вот уже сопка охвачена пламенем, точно ее покрыли ярко-красной шапкой, обдуваемой ветром. Прильнув к иллюминаторам, разведчики скандируют:

    - Дай-дай-дай!!!

    Точно повинуясь команде, катерники отвечают залпами по мысу Пикшуеву. Над морем разыгралась артиллерийская дуэль, а первый катер, не сбавляя хода, уже разворачивается для высадки первого десанта. Подана первая сходня, двое моряков бросились в студеную воду для того, чтобы поддержать сходню при выходе десанта. Первым пошел Шеремет, за ним – Даманов и комсорг нашего отряда Саша Манин. Далее по трапу с пулеметами на весу, сбегают Флоринский и Абрамов. Невзирая, что враг с ближайшей сопки поливает дождем пуль, Флоринский успел потрепать за голову одного из краснофлотцев. Леонов со своим отделением управления – следом. Замысел боя сформировался сам собой. Разведчики прикрывают огнем Шеремета и Даманова, направив огненные струи на пулеметное гнездо. Шеремет на бегу метает первую гранату за валун. Разведчики падают, не прекращая огонь, поливают сопку. Взрыв!!! Первая волна осколков еще не просвистела, а Даманов метнулся за валун. Сбил с ног огромного егеря, ударив второго номера пулеметного расчета прикладом в голову, подхватив пулемет – ринулся дальше. В это время, споткнувшись об убитого разрывом гранаты егеря, Шеремет бросился на оглушенного, но еще опасного противника. Ударом ствола сбоку в горло, рвет сонную артерию врагу. Он довершил начатое Дамановым дело. Николай уже на вершине сопки – его взгляду открылась вся оборона фашистов. Трофейный пулемет заработал по своим же хозяевам. Когда он повернулся влево для прицеливания, справа упала немецкая граната с длинной ручкой.

    Взрыв гранаты… Сраженный насмерть, Даманов медленно сползает, вот-вот упадет со скалы. Флоринский, бросая свой пулемет Абрамову, поддерживает его, начинает молотить фрицев практически в упор.

    - А-а-а-а-а-а!!! Га-а-ды!!! За Кольку!!! – слышится крик Флоринского.

    Флоринский и Абрамов из двух пулеметов, своего и трофейного – дамановского, поливают врагов, рассеивая их по лощине. Отделение Леонова с оглушительным криком врывается во вражеские порядки, начиная рукопашную. На первом плане, в центре Семен Агафонов, быстро двигается приставными шагами, справа от него Леонов, слева Радышевцев. Семен, фехтуя автоматом на вытянутых руках, короткими ударами ствола в горло, ключицу и висок, слева и справа, бросает полуоглушенных противников под убийственные удары двух других разведчиков, которые добивают четверых гансов. Справа и слева нарастает матросское «ура».

    …Занимается утро. Можно уже различить двигающихся на высоте 415 фашистов, которые суетятся, укрепляя высоту дополнительными огневыми точками. Капитан Инзарцев беспокойно оглядывается назад. Его беспокоит молодежь из отделения Никандрова:

    - Леонов, Харабрин, Манин! Вы – самые быстрые лыжники. Подтянуть колонну. В случае чего – задержать егерей. Будете отходить – дайте две зеленые ракеты. Наша цель: высота 415 и баста! Всем понятно? Должно быть понятно всем! Нас здесь два взвода, немцы это знают. Видели нашу жесткую атаку. Отрезав путь к морю, они считают, что разведчики в ловушке. Поэтому преследуют нас в течение ночи, не торопясь навязывать решающий бой. Они изматывают нас, думают, что наши силы скоро иссякнут. Хрена им с редькой, иссякнут! Впереди и по сторонам господствующие высоты заняты гансами. Мы будем двигаться по этому ущелью, потом отобьем высоту и будем колошматить эту шоблу!!! Кашутин и Радышевцев! Вашим отделениям обойти высоту 415 справа и слева, выйти гансам в тыл. Атаку высоты начнете по моей команде с тыла. Флоринскому и Абрамову – организовать перестрелку с фрицами для прикрытия маневра обхода. Позиции чаще менять, ребята! Помните, каждый человек на счету, каждый патрон – в цель!

    Леонов, Харабрин, Манин двигаются размашистым, быстрым шагом и подходят к замыкающим. Два разведчика несут Владимира Шеремета. Он тяжело дышит и, увидев их, кричит лейтенанту медицинской службы Заседателеву:

    - Не имеете права! Позовите комиссара! Гриня, Гринечка, родной ты мой человечек! Дай пистолет, прошу как друга! Или сам кончи меня, зачтется тебе это на небесах. Последняя просьба умирающего – зако-о-он! – рыдает он.

    - Знаешь, у меня рука не поднимется! Тебя замочить, а потом весь век маяться? Такая перспектива меня не устраивает!

    - Не друг ты мне… Запомни! Я ведь вам в обузу. Ну, умоляю…

    - Лейтенант, вы можете его быстрее тащить. На носу, точнее на заду – немцы! Скоро нагонят нас! Живее, други, живее!

    - Гриша! Предлагаю вот здесь засаду соорудить! Камни – валуны прикрывают со всех сторон. А гансы по чистому полю…

    - Бревно, еб… Сколько можно уже тащить тебя. Скоро егеря тебя у меня с плеча снимут. Коликов, очнись ты!!! Шкура долговязая! О, Леонов, ты как здесь?

    - Тащи этого раненного, скоро немцы будут здесь! – жестко говорит Леонов.

    - Витек! Эта оглобля не ранена, чемпион в усталости пребывают… Натер ноги и спину, а теперь на мне повис. Никандров строго-настрого запретил его бросать, - в голосе Барышева было столько обиды, что Харабрин рискнул сдерзить.

    Впереди, там – откуда прибежали разведчики, разгорелся бой. Были слышны звуки разрывов, треск очередей.

    - Слышите? – пугливо начал крутить головой Харабрин. – Слышу немецкое дыхание, а вот и лыжи поскрипывают. Вот они – родимые, сейчас будут здесь. А это плен!

    - Братки! – взмолился Коликов. – Дойду! Ей-богу, дойду сам! Только не бросайте одного.

    - Дуй в гору! Прикрывать тебя будем! – подбодрил Леонов.

    И действительно. Коликов так рванул, что Барышев остановился в недоумении.

    - Видал?! – спросил Харабрин Барышева. – Зря, ты, Павел, спину гнул. Ведь, что получается? Он – чемпион, а ты его перемещаешь. Несправедливо получается! Смотри, даже бога вспомнил! Ишь, чешет!

    Ждать пришлось недолго.

    - Идут! – объявил Харабрин.

    - Глянь-ко! – слышится вологодский выговор Саши Манина. – Егеря-то! Жмут вдоль озера, прямо на виду…

    Манин удивленно смотрит в сторону Леонова, а Леонов, стараясь говорить уверенно, поясняет:

    - Торопятся… Им, Саша, хочется кресты и награды скорее заработать!

    Впереди цепи егерей уверенно шагает офицер. Его можно снять пулеметной очередью. Но Харабрин не стреляет. Егеря приблизились, разведчики ударили одновременно из пулемета и автоматов. Цепь разорвалась, рассыпалась, залегла.

    - Ну че, гансы? Не нравится, мать вашу веником! – кричит Харабрин.

    Только офицер, точно заговоренный от пуль, даже не пригнулся. Выхватив парабеллум, он что-то кричит солдатам, поднимает их в атаку и, повернувшись к разведчикам боком, опять идет первым.

    - Силен, бродяга! Уважаю! – говорит Харабрин. – Знает, ведь, что не миновать ему моих пуль, а прет, стерва!

    Короткая очередь и офицер, взмахнув руками, падает набок. Егеря этого ждали и бросились в кусты и оттуда открыли беспорядочный огонь.

    - Гриня, ну че там на высоте, а? – спрашивает Леонов Харабрина.

    - Похоже, там уже добивают гансиков! – весело отвечает Григорий.

    - Братва, сваливаем, по-тихоньку! – командует Леонов.

    Когда группа прикрытия прибыла на высоту, разведчики деловито готовились к обороне. Растаскивали трупы немецких солдат и офицеров, не забывая осматривать карманы и планшеты. Оружие и боеприпасы сносились к камню в одно место.

    - Ну, как вы здесь? Вася, в двух словах разъясни! – просит Леонов своего друга Кашутина.

    - Вона, гляди! Видно две дороги, идущие из Титовки к Западной Лице и к морю – мысу Могильному. На этой высотке обороняться можно – егерям незаметно не подойти. Пусть только сунутся.

    - Семен! А чего ты ждешь? Егеря расхаживают перед твоей винтовкой, а ты? Да они тебя не уважают, даже я бы сказал – презирают! – подзадоривает Агафонова Леонов.

    - Командуй, командир! – в ответ кричит Семен.

    - Агафонову, по егерям, одиночными, сначала офицеров – огонь!!! – командует Инзарцев.

    - Ну, это другое дело! – приноравливаясь к винтовке, поправляя лыжную шапочку, отвечает Семен.

    Бах! Бах! Дуплетом прошелся по егерям снайпер. Два немца рухнули друг на друга. Остальные начали крутить головами, не понимая, как и откуда произведены выстрелы. Бах! Бах! Еще один фриц рухнул, а другой схватился за грудь. Ранен. Немцы спрятались.

    - Вот так! Теперь будут знать, как ротозейничать! – сообщил,  между прочим, Агафонов.

    С моря подул резкий ветер с липким снегом, видимость резко ухудшилась. Завязалась перестрелка и началась первая атака фашистов на левый фланг разведчиков. Падая и вставая, немцы упорно лезли по склону вверх, цепляясь за каждый камень. Другая группа немцев решила провести атаку правого фланга, просачиваясь меж камней и кустов.

    - Группам Баринова, Никандрова! Спуститься по склону на 50 метров, контратаковать противника. Задача – задержать автоматчиков. Рукопашная нужна, чтобы поняли гансики – кто к ним в гости прибыл! Агафонов, Леонов, Радышевцев – группа усиления, вперед, ребята! Флоринскому и Абрамову – сменить позиции.

    Разведчики выполнили указания командира. Не торопясь, две группы разведчиков незаметно для противника, воспользовавшись густым снегопадом, прицельным огнем пулеметов, спустились по склону вниз на 40…50 метров. Агафонов, Леонов, Радышевцев заняли позиции около камня. До немцев оставалось метров 30…40. Враг разведчиков не наблюдал. В это время троица снимает перчатки, проверяет ножи, автоматы, пистолеты. Пистолетные шнуры приноравливают к левой руке…

    Слышно сиплое дыхание за камнем. Несколько немцев переговариваются шепотом, можно разобрать, что они говорят друг другу. Они уверены, что их никто не видит и не слышит. Леонов выдергивает чеку гранаты и начинает криво улыбаться. Его глаза блестят. Он показывает знаками, что после взрыва гранаты вся троица должна броситься на немцев и перерезать их. Он многозначительно проводит большим пальцем по горлу – «скрипка». На пальцах показывает, что немцев около 8 человек. Бросает гранату за камень. Взрыв! Несколько осколков секануло по камню. Не сговариваясь, они бросились на немцев. У каждого в правой руке автомат, а в левой пистолет ТТ. Первые трое немцев умерли мгновенно, получив пули в головы. Следующие трое успели только приподнять оружие, как были сражены меткими выстрелами из пистолетов и автоматов. Остальные, а их оказалось еще четверо, бросились бежать вниз. Разведчики срезали из автоматов еще троих короткими очередями.

    - Стоп! Хватит! – скомандовал Леонов. – Последнего - я сниму в ногу! Должен же кто-нибудь рассказать о нас гансам! – раздался одиночный выстрел и немец упал. Волоча ногу, он попытался спрятаться за камень. Сделав еще два выстрела в камень, Леонов показал – отходим.

    В это самое время две группы разведчиков отбросили автоматным огнем егерей к подножию высоты 415.

    Неожиданно, как это бывает весной на севере, снегопад прекратился. Небо прояснилось, ветер утих.

    Наступила ночь. Высадившийся десант из батальона морской пехоты устремился к дороге на Титовку, а противник не решался развернуть против десанта свои силы, опасаясь контратак отряда разведчиков.

    - Люди продрогли, командир! Надо бы подбодрить ребят! – лейтенант Заседателев обратился к Инзарцеву.

    - А раньше как делали? – спросил Инзарцев

    - А не было никогда нужды в таких делах… Дело сделали и уже в базе оттягивались. А здесь - зависли! – ответил Заседателев.

    - Давай, медицина, но меру знай. Иначе в рукопашную сам пойдешь. Мне бойцы нужны, каждый штык на учете!

    Ползет лейтенант Заседателев. В руках у него три резиновые грелки.

    - А это что за пулеметы? – увидев доктора, спрашивает Агафонов.

    - Это, ребята, первомайские подарки от командира!

    - Да ты чо! Серьезно, не врешь?

    - Кто первый? А, парни? – шепотом спрашивает Заседателев.

    - Конечно, я! – Агафонов уже приноравливается к кружке.

    Взяв в руки кружку с разведенным спиртом, Агафонов на секунду задумался. Он полулежал на левом боку, рядом на левой руке лежала и ждала своего часа снайперская винтовка.

    - Ну, не подведи, подруга! – тихо сказал Агафонов, выпив и шумно выдохнув. Занюхал это дело рукавом.

    - Порядок! – сказал он, потирая кончик носа. – Сейчас бы щей флотских!

    - Цайку бы с калистратом! – с блаженной миной объявил Манин, имея ввиду чай с клюквенным экстрактом, к которому питал большую слабость.

    - Гуся с яблоками! Шашлык по-кавказски! А Манину – вологодских отбивных! И девчонку полизать вместо мороженого!– весело дразнили после чарки разведчики друг друга.

    - А мне тоже полагается? – во второй раз подполз к доктору Семен Агафонов в другой шапочке.

    - А ты уже, вроде, причащался! – присматриваясь, спросил Заседателев.

    - Ты чо! Я в дозоре был, запах учуял, вот приполз – ребята подменили! – беззастенчиво, словно малый ребенок, врал Семен. Доктор ему поверил. Налил.

    - По местам, ребята! Полезли, сволочи! – скомандовал Леонов, увидев сигнал наблюдателя.

    - Леонов, ты большой мастер! Просто Паганини испанский! Никто так не умеет испортить настроение, как наш старшой!!! – волновался в ожидании продолжения банкета Агафонов.

    Егеря шли в полный рост. Изредка открывали огонь из автоматов. Разведчики заняли оборону.

    - Леонов, Мотовилин, Лосев! К командиру!

    Разведчики подползли к Инзарцеву.

    - Ребята, надо бы просочиться между сопками, на которых гансы засели, проскочить километров шесть к штабу батальона морской пехоты, чтобы наладить наше взаимодействие, да боеприпасов поклянчить!

    - Понятно, командир! Сделаем в лучшем виде! А то здесь уже скучно стало… Молотим-молотим, как на уборке урожая, а конца не видно.

    - Вот вы этот конец и приблизите. Сейчас вроде должна пурга усилиться, самый момент для разведчика!

    Выждав, когда буран покрыл снежной пеленой всю окрестность, разведчики кубарем скатились по обрывистому склону и оказались в расщелине скалы.

    - Здесь проскочим! – сказал Мотовилин.

    Пурга свирепствовала. Над головой ветер кружил снежные вихри. А выше нарастал бой.

    - Вот дела! Идем сколько, а еще пилить и пилить! – возмущенно проговорил Лосев. – Вона, даже Степан наелся! – Мотовилин и впрямь еле тащился. Наконец, появилась сопка, на которой должны были находиться морские пехотинцы.

    - Огибать ее не будем, пойдем напрямик через лощину, сил моих больше нет! – решил Мотовилин.

    Не прошло и десяти минут, как с сопки ударил внезапно пулемет. Брызги снега метрах в 20 поднялись перед разведчиками.

    - Ложись, бля! Свои мы! – заорал Степан, высовывая из снега руку с ППШ.

    - Степан, чтобы я еще раз тебя послушал!!! Надо было огибать сопку, а не переть по ровному полю!!! – орал Лосев.

    - Дурни, по своим стреляете!!! Прекратить огонь! – чувствуя вину, Степан стоял на коленях, показывая свой ППШ пулеметчику.

    - Кто тебя услышит? Ложись уже! – продолжал Лосев.

    Было ясно, что если бы стреляли в разведчиков, то пули бы ложились гораздо ближе. Деваться некуда – полусогнувшись, разведчики идут вперед.

    Неожиданный окрик: «Стой, руки вверх!» - остановил всех. Мотовилин сверкнул глазами. Зная его характер, Леонов выступил вперед, оттесняя старшину.

    - Руки вверх - поднимать не приучены! – крикнул Леонов невидимому пулеметчику.

    - Ясно! Кто такие будете?

    - А ты кто такой будешь! Мать твою… веником! - не удержался и рванулся вперед Мотовилин. – Ослеп, что ли? Ты и по егерям так стреляешь, орел?

    Пулеметчик высунул голову:

    - Ладно, проходи стороной. Там разберут, кто ты такой!

    - Курица общипанная! – ругался Степан.

    - А, разведка! – появился лейтенант. – Вас не разберешь: то ли финны, то ли немцы…

    Разведчики были в лыжных матерчатых шапочках с длинными козырьками, в меховых куртках и брюках с вывернутой наизнанку оленьей шерстью. Чуть погодя, подошел капитан, заместитель командира батальона. Ему не надо было долго объяснять суть дела.

    - Минометчики должны быть уже здесь, сразу отправим на помощь. А бойцы не раньше чем через сутки подойдут, продержитесь?

    - А разве есть выбор? Продержимся! Мы стоим на высоте 415. Подход минометному взводу необходимо осуществить по этой расщелине. Оставляю вам рацию, мой позывной – «Лис»! Для корректировки огня реперная точка – макушка высоты 415. Идет?

    - Годится, разведка! Молодцы вы, не ожидал таких вояк увидеть! Кури, братва! Угостим разведчиков, а?

    Плотно перекусив амбеком, опустошив портсигар лейтенанта, разведчики собрались в обратный путь. Проходя мимо пулеметчика, Степан подмигнул ему:

    - Эй, корешман-мариман! Когда попадешь к разведчикам, я научу тебя стрелять, как боже мой!

    С добрыми вестями, превозмогая усталость, разведчики идут широким шагом уверенно отталкиваясь палками. День выдался ясный, снег на сопках начал стаивать. Но он еще лежал в лощине, которую егеря просматривали и простреливали. Разведчики, остановились, Степан быстро настроил рацию:

    - Командир, я – Лис! Сделай кипиш, мы уже рядом. Надо лощину проскочить.

    - Понял, исполним. Еще троих направлю навстречу.

    - Живем, ребята! – обрадовался Мотовилин.

    Через несколько секунд с высоты 415 раздался пулеметный треск, послышались крики «ура».

    - Это нас прикрывают, немцам памороки забивают, - наблюдая за обстановкой, произнес Леонов. – А вот еще и наших трое спускаются. Правда, не вижу кто! Давай, ребята, навстречу!

    Разведчики широким шагом пошли навстречу с товарищами.

Через 15…20 минут все уже обнимались, будто не виделись долго. Василий Кашутин, Семен Агафонов, Зиновий Рыжечкин встретили разведчиков и пошли вперед, торя лыжню.

    - Товарищ, командир! Задание выполнено, наладили взаимодействие с морпехами. Еще надо сутки продержаться, после будет подмога. Благодарят ребята нас. Оттянули мы немца здорово. Через сутки начнут минометчики подходить, а после и основные силы. Катера будут морпехи заказывать, как у них фишка ляжет. Подход к высоте будет производиться вот этими маршрутами.

    Леонов карандашом по карте провел две линии.

    - Доклад закончил, товарищ командир!

    - Спасибо, ребята! Молодец, Леонов! Главное, что мы не одни! Будет помощь. Мы уже пятые сутки кувыркаемся с гансами. Люди устали, кончилось продовольствие, вода на исходе. Ну, ладно, давай спать!

    Мотовилин и Лосев, обнявшись, уже спали, подстелив под меховые куртки плащ-палатки. Редкие автоматные и пулеметные очереди не производили на них никакого действия. Леонов протиснулся между ними, предварительно прикрыв их другими плащ-палатками. Раззулся сам и начал снимать сапоги с Мотовилина. Обычно легкобудимый, Степан даже глазом не повел, когда его раззули. Виктор засунул свои ноги ему под куртку, а его ноги, соответственно, под свою – валетом. Разведчики погрузились в глубокий сон. Спали беспробудно до утра. Знали бы немцы, что их яростный штурм высоты в эту ночь, короткие штыковые схватки, шквальный огонь по разведчикам, совершенно не беспокоил троих уставших, хорошо выполнивших свою работу, людей.

    - Виктор, подъем! Хватит храпеть! Немцы не могут всю ночь успокоиться, все пытаются тебя разбудить! Ты своим храпом их раздражаешь. А если серьезно, то вот ваши пайки. Это последнее, что у нас осталось из продовольствия. Воды вообще нет, снег или стаял, или обделали, будто специально постарались. Наука на будущее – до ветру надо ходить в одно место, а не «минировать» - кто и где захотел! – это Кашутин подвел итог прошедшей ночи и ввел в обстановку своего лучшего друга.

    - Виктор, вы тут вчера вокруг да около ходили. Не приметили ручейка?

    - Так ведь озерцо рядом.

    - Там уже егеря воду пьют… Худо, Виктор! – облизывая сухие, потрескавшиеся губы, произнес Василий.

    Вдруг он повернул голову, и Виктор увидел в его глазах жадный блеск. Рядом с нами, на большом плоском камне, темнела маленькая лужица. Вася Кашутин смотрел на нее, как загипнотизированный.

    - Грязная очень, - говорит Леонов.

    Подходит Павел Барышев. Ему самому до смерти хочется пить, но находка принадлежит Кашутину. Барышев пускается на хитрость:

    - Брось, Вась! Вчера тут никакой воды не было. Может, Коликов ночью с перепугу наделал…

    - Эх, была-не была!

    Кашутин становится на колени, закрывает глаза, и через минуту на камне темнеет только влажное пятно.

    Опять, но уже совсем близко, разгорается бой. Егеря стреляют почти в упор, хотя их и не видно. Прильнув к каменной глыбе, Манин высовывает наружу краешек своего треуха, и его начисто срезает пулеметной очередью. Леонов подползает к Манину:

- Ползи к командиру, пусть снайпера сюда направит. Гляди - холмики из камней, которых вчера не было на склоне высоты.

Кто-то из этих камней срезает очередью бежавшего разведчика. Огненные вспышки в камнях одного из холмиков, окончательно утвердили в догадке.

- Твари, получайте-е-е! – Леонов попытался вскочить, и тут же, оглушенный ударом в голову, рухнул, потеряв на мгновение сознание.

Пулеметная очередь прошла рядом. Только один рикошет поразил левую щеку. Конец пули, вернее донышко, торчал из щеки.

- Врача, Леонова ранило в голову! – закричал Кашутин, заботясь о товарище.

- Бывает же такое! – удивился лейтенант медицинской службы Заседателев, пытаясь вытащить пулю из щеки. Ему это не удавалось. Обмотав голову Леонова бинтами, он оставил только два отверстия – для рта и глаз.

- Старый прием! – догадался Инзарцев. – Ночью, во время атаки, их оставили вблизи нас. Накрыли плащ-палатками, камнями. Сейчас мы их выкурим. Агафонов – поработай по холмикам, покажите цирк, господа гансики…- любовно пропел командир какую то песню.

Семен Агафонов из снайперской винтовки ударил по одному холмику, потом по другому. Оттуда выскочили автоматчики, завопили и побежади. «Ожили» и другие холмики – егеря покатились вниз.

Как раз в это время над одной из сопок взвилась красная ракета, послышалось многоголосное «ура». С помощью подоспевшего взвода морских пехотинцев разведчики очистили весь склон высоты.

Егеря закрепились на соседней сопке, и началась нудная минометная перестрелка. Разведчики получили запас патронов и продуктов. Пехотинцы закрепились на флангах высоты 415.

- Теперь можно и повоевать, господа-гансы! – произнес, дожевывая, Василий Кашутин, бросив в сторону немцев две пустых банки из-под американского бекона. Они загремели по камням.

- Ну, что, Леонов! Отвоевался на сегодня! Его надо в санбат отправлять, товарищ командир. У него пуля в щеке, надо оперировать! – заявил Заседателев командиру.

- Товарищ командир, предлагаю мне самому добраться до берега и на катере проследовать в базу, доложить обстановку командованию! – крепясь, из последних сил, предложил Леонов.

- Добро, так и сделаем! – согласился Инзарцев.

Через час Леонов уже на берегу, подает сигналы на санитарный бот, которого в сером тумане не видно. Наконец он показался, заметил сигналы разведчика и пошел к берегу. Но, неожиданно, бот круто повернул и показал корму.

Леонов вскочил и начал размахивать руками, мыча что-то нечленораздельное. Потом дал очередь из автомата. Куда там! Катер ускорил движение и скрылся по другую сторону нависшей над водой скалы.